"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора

три месяца!
Самовлюблённую и озлобленную неудачницу - вот что он из неё сделает...
Опыты такого рода обычно не сулят ничего хорошего: где она, наша плохо
причёсанная Жаден, могла бы ярче блистать, чем здесь?
Вот она уже спускается по лестнице - ей-Богу, точно такая же, какою
удрала отсюда: чересчур длинное платье, подол которого изодран каблуками её
туфель, пожелтевшая от несущегося из зала табачного дыма косынка а-ля
Мария-Антуанетта, кое-как прикрывающая её юную тонкую шею с торчащими
ключицами, приподнятое плечико и дерзкий рот со вздёрнутой верхней губой,
нежный пушок которой превратился от слоя дешёвой грубой пудры в некое
подобие усиков...
Я испытываю настоящую радость, что снова вижу её, эту уличную девчонку
с вульгарной речью. Она тоже прямо скатывается с последних ступенек
лестницы, чтобы кинуться ко мне и схватить мои руки своими горячими лапками:
её многодневный загул нас странным образом как-то сблизил...
Она идёт за мной в мою гримуборную, и там я позволяю себе весьма
сдержанно выразить ей своё осуждение:
- Я не нахожу слов, Жаден, это просто отвратительно! Разве так можно -
бросать своих товарищей!
- Я ездила к матери, - говорит Жаден с самым серьёзным видом.
Но в зеркале она видит, что у неё выражение лица лгуньи, и её разбирает
смех: её детская мордочка становится круглой и собирается в складки, как у
ангорских котят.
- Да кто мне поверит!.. Тут, наверно, без меня сдохнуть можно было от
скуки!
Она так и сияет от наивного тщеславия и в глубине души удивлена, что на
время её отсутствия "Ампире-Клиши" не закрылось...
- А я не изменилась, верно?.. Ой, какие красивые цветы! Разрешите?
И её цепкие пальцы воровки, когда-то ловко хватавшие апельсины с
рыночных лотков, вытаскивают большую тёмно-красную розу прежде, чем я
успеваю распечатать маленький конвертик, приколотый к огромному букету,
который ждал меня на гримировальном столике:

МАКСИМ ДЮФЕРЕЙН-ШОТЕЛЬ.

в знак глубокого уважения
Дюферейн-Шотель! Так вот, оказывается, какая фамилия у Долговязого
Мужлана. С того вечера, как мы выступали в их особняке, я, ленясь открыть
справочник "Весь Париж", в мыслях называла его то Тюро-Данген, то
Дюжарден-Бомец, то Дюге-Труин...
- Вот это клёвые цветы! - восклицает Жаден, пока я раздеваюсь. - Это от
вашего друга? Я протестую с ненужной искренностью:
- Нет-нет! Это в знак благодарности... за один вечер...
- Как жалко, - говорит Жаден со знанием дела. - Это цветы от человека
из хорошего общества. Тот тип, с которым я проваландалась все эти дни, тоже
дарил мне такие...
Я не в силах не расхохотаться - Жаден, рассуждающая о качестве "цветов"
и "типов", неповторима... Она краснеет под осыпающейся, словно мука, дешёвой
пудрой и обижается.
- Чего это вы ржёте? Небось думаете, я свищу, что это был мужчина из