"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу авторанаписала большой роман из провинциальной жизни "Плющ на стене", безмятежный,
плоский и ясный, как озёра на моей родине, целомудренный роман о любви и замужестве, довольно простодушный, милый, который имел неожиданный и ничему не соответствующий успех. Во всех иллюстрированных журналах появилась моя фотография, а "Современная жизнь" присудила мне свою ежегодную литературную премию. Так неожиданно мы, Адольф и я, стали "самой интересной парой в Париже", которую все приглашают на обед и демонстрируют знатным иностранцам... "Вы не знаете чету Таиланди? У Рене Таиланди замечательный талант. - В самом деле! А он? - О! Он неотразим!" Моя вторая книга, "Рядом с любовью", расходилась куда хуже. Между тем, сочиняя её, я предавалась сладострастию письма, терпеливой борьбе с фразой, которая вдруг становится податливой и распластывается перед тобой, как ручной зверёк... А иногда всё по-другому - долгое ожидание, засада, и нужное слово поймано... Верно, второй мой роман плохо продавался, но он принёс мне, как это говорят? - ах да! - "уважение в литературных кругах". Что же до третьей книги - "Лес без птиц", то она сразу же провалилась и так и не вынырнула. Она-то и есть моя любимица, мой "неведомый шедевр"... Её находят многословной, сбивчивой, растянутой, непонятной... Но и теперь ещё, когда я её открываю, она мне по-прежнему нравится, да и я себе в ней нравлюсь. Непонятно? Для вас - быть может. Но для меня её тёплая темнота высветляется. Для меня то или иное слово мигом оживляет в памяти запахи и цвета прожитых часов, оно звучит, оно полно жизни и таинственно, как раковина, в которой гудит море. И мне кажется, что я меньше любила бы эту книгу, если бы вы её тоже любили... Можете не волноваться! Второй такой книги я уже не напишу, я просто не смогу. зарабатывать себе на жизнь, менять на звонкую монету свои движения, танцы, звуки своего голоса... К этому я быстро привыкла и даже вошла во вкус, проявив чисто женскую жадность к деньгам. А то, что я зарабатываю себе на жизнь, - это факт. В минуты доброго расположения я говорю себе и не устаю это радостно повторять: "Я сама зарабатываю себе на жизнь!" Мюзик-холл, где я выступаю как пантомимистка, танцовщица, а при случае - и как актриса, превратил меня в честную, жёсткую коммерсантку, которая, себе на удивление, стала считать, вести деловые переговоры и торговаться... Никто не понимал нашего разрыва. Но кто бы мог понять моё прежнее долготерпенье, моё трусливое жалкое попустительство? Увы! Простить трудно лишь первый раз... Адольф очень скоро убедился, что я принадлежу к лучшей породе истинных самок, к тем, которые, простив в первый раз, готовы, если с ними обходиться умело, терпеть обман и постепенно к нему привыкнуть... О, каким он был умелым учителем! Как ловко сочетал снисходительность с требовательностью. Случалось даже, что он поднимал на меня руку, когда я проявляла излишнюю строптивость, но не думаю, чтобы он это делал охотно. Человек, потерявший самообладание, не бьёт так расчётливо, а он бил меня время от времени исключительно для того, чтобы поднять свой авторитет. Во время нашего развода все были склонны обвинять меня одну, чтобы обелить "неотразимого Таиланди", виноватого лишь в том, что он нравится и предаёт. Я чуть было не отступила, совсем растерялась и едва не вернулась к своей прежней покорности из-за того шума, который поднялся вокруг нас... - Представляете, он изменяет ей уже восемь лет кряду, а она только |
|
|