"Сидони-Габриель Колетт. Возвращение к себе ("Клодина" #5) " - читать интересную книгу автора

Ну и досталось же нашей малютке Анни! С тех пор как приехал Марсель, ко
мне невозможно подступиться. Если заговариваю с ней, то только чтобы позлить
или унизить, - впрочем, ей мои выходки втайне даже доставляют удовольствие.
Я всё больше склоняюсь к мысли, что этой лжебеглянке самое место в
каком-нибудь краю, где женщину вместе с собаками впрягают в повозку, пока
мужчина налегке распевает песни, восхваляющие любовь, месть и узорчатые
клинки...
По вечерам она вышивает или читает. Я читаю или играю с пламенем
(теперь снова похолодало), великолепным пламенем, пожирающим яблоневые
поленья, еловые шишки, сучья, которые подрезали весной: целые вязанки веток
абрикоса, связки побегов сирени... Я ворошу поленья, раздуваю угли покрытыми
мартеновским лаком* мехами (они потихоньку облупливаются), я выбираю дрова в
сундуке, как выбирают любимые книги: достаю только раздвоенные, чудовищные -
в печке они не лежат, а стоят, опираясь на обрубки-рога... И при этом
недовольно молчу, словно пленница.
______________
* В XVIII веке братья Мартен изобрели оригинальный способ лакировки, и
с тех пор вплоть до появления синтетических смол все лаки во Франции
называли мартеновскими.

В коридоре раздаётся тихое позвякивание ложечки о фарфоровую чашку,
значит, Марселю понесли липовый отвар - он принимает его в десять часов, и я
сжимаю челюсти, чтобы только не вскочить, не смахнуть одним ударом и лампу,
и стол, а заодно и Анни, и Марселя и не заорать: "Оставьте меня в покое! Мне
нужно побыть одной, я не хочу чувствовать рядом чужие глупые жизни!"
Но я сдерживаюсь. Они же изумятся и начнут приставать с расспросами,
почему да отчего. Придётся объяснять, опять объяснять! Удивительные всё же
существа люди: никогда не спросят, хорошо ли справляется твой организм со
своими интимными функциями, а вот о мотивах поступков - запросто, прямо в
лоб, беззастенчиво и без всякой сдержанности...

- Марта передаёт вам тысячу приветов, - говорит Анни, складывая письмо.
- Какая Марта? Неужели Марта Пайе? Значит, вы не прервали отношений с
золовкой после развода?
Перед нами дымящиеся чашки с шоколадом, тихо гудит печь. Несмотря на
английские стулья с негостеприимными спинками, на буфеты от Мейпла и
никелированную посуду от Кирби, вытянутая столовая сохранила, к счастью,
провинциальный вид: сумрачная, степенная, с одним-единственным окном,
множеством полок для ликёров, круп и варений... Наверное, раньше тут ели
много, с благоговением. Мы с Анни кажемся среди всего этого крошками, она в
голубом неглиже, я в розовом шерстяном халате с широкими монашескими
рукавами, грива моя спутана, но голова ясна - утро всегда наполняет
радостной бодростью мой здоровый организм, и я весело вступаю в день,
который только-только начинается...
От шоколада исходит аромат, в моей чашке играет серебряное солнце -
Рено стало лучше, и он уже строит планы, мечтает о том, как мы будем
путешествовать, сбежим к солнцу, устроим праздник эгоистов только для нас
двоих... Какое чудное утро, какое замечательное утро! Анни складывает письмо
и уже жалеет, что вовремя не прикусила язык.
- Так вы переписываетесь с Мартой? А я думала, вы в ссоре.