"Сидони-Габриель Колетт. Невинная распутница " - читать интересную книгу автора

который преграждает путь, приходя во всё большее возбуждение, и с хихиканьем
шепчет:
- Милая крошка... всё что захочешь... Милашечка заставила меня
пробежаться, но у меня хорошие ноги...
Заблудившаяся девочка, похожая на куропатку с подбитым крылом,
устремляется прочь от него. В её гудящей голове осталась лишь одна мысль:
"Может быть, я доберусь до Сены, и тогда можно будет броситься в неё". Она
пробегает, ничего не видя, мимо тележек с молочными бидонами, тяжёлых
фургонов, на облучке которых дремлют возчики... В свете одного из фонарей
Минна явственно различает лицо старика, и сердце её останавливается: папаша
Корн! Он похож на папашу Корна!
"Всё понятно! Теперь мне всё понятно! Это сон! Но как же долго он
длится и как у меня всё болит! Только бы проснуться прежде, чем меня схватит
старик!"
Последнее отчаянное усилие, и она вновь летит вперёд, спотыкается о
бордюр, падает, разбив, себе колени, поднимается вся в грязи, со ссадиной на
щеке...
С глубоким тоскливым вздохом она оглядывается вокруг, узнаёт в сером
тусклом свете зари этот тротуар, эти голые деревья, этот плешивый склон...
Да это же... нет... да! Это бульвар Бертье...
- Ай! - кричит она во весь голос. - Вот и кончился сон! Быстрее,
быстрее, я хочу проснуться у дверей!
С трудом доковыляв до порога, она видит перед собой полуоткрытую, как
вчера, дверь... упирается обеими руками в неё, и створка поддаётся... Минна,
потеряв сознание, падает ничком на мозаичный пол вестибюля.

Антуан спит. Лёгкий предрассветный сон показывает ему множество
красавиц, каждую из которых зовут Минна, но ни одна на Минну не похожа. Они
с состраданием относятся к робости недавно созревшего юноши, они обращаются
с ним по-матерински нежно, по-сестрински предупредительно, а затем начинают
осыпать его ласками - и не материнскими, и не сестринскими... Но это тихое
счастье мало-помалу омрачается: где-то в розовых и голубых облаках мерцает
циферблат настенных часов, на которых сейчас пробьёт семь, и Антуан полетит
вниз головой из своего магометанского рая.
Прощайте, красавицы! Впрочем, он ни на что не надеялся в своих снах...
Вот и страшный бой часов: семь пронзительных звонков, которые отдаются даже
в желудке. Они упорствуют, нарастают в бешеном звяканье колокольчика, такого
реального, что Антуан и в самом деле просыпается, садится на постели, обводя
комнату безумным взором, словно восставший из могилы Лазарь:
"Боже мой! Ведь это же звонят во входную дверь!"
Антуан впрыгивает в домашние тапочки, натягивает ощупью штаны:
"Папа встал... Который же может быть час? Кажется, ещё совсем рано..."
Он открывает дверь спальни: из коридора доносится плачущий голос,
прерывающийся от волнения и спешки, а Антуан чувствует, как у него начинает
дёргаться щека при одном только упоминании заветного имени "мадемуазель
Минны".
- Антуан, мальчик мой, посвети нам!
Антуан ищет свечку, ломает одну спичку, вторую... "Если не зажгу с
третьей, значит, Минна умерла..."
В прихожей Селени завершает и тут же начинает снова свой рассказ,