"Юрий Антонович Колесников. Особое задание " - читать интересную книгу авторарадиограммы.
- Остается терпеливо ждать, - заключил он и спохватился. - Да, вот еще что! Комиссар настаивает на прекращении голодовки... Договорить ему не дали. Оказалось, что, когда Ильин и Майер были в штабной землянке, комиссар вызвал Серебрякова и через него повторно передал десантникам предложение кончать "забастовку". Не дожидаясь их решения, он приказал доставить пленникам хлеб и молоко. Но десантники не притронулись к пище. Они ждали Ильина и Майера, чтобы принять решение сообща. И теперь все молчали, так как первое слово должен был сказать, конечно, Рихард Краммер. - Что ж, - начал он, - положение изменилось. Наивно было бы думать, что комиссар поверит нам на слово. Однако он не впадает в крайности, что свойственно начштабу. Больше того, он нашел разумный выход из положения. Завтра, надеюсь, все станет на свое место... Предлагаю прекратить голодовку. - И выпить за здоровье комиссара по стопке... "млека"! - подхватил Майер. - Именно по стопке плюс сто граммов хлеба и ни капли больше! - серьезно сказал Серебряков. - Иначе, после стольких дней голодовки, не поручусь, что не наживете заворот кишок. - В таком случае рекомендую избрать "виночерпием" и хлеборезом доктора Серебрякова, - заметил Отто Вильке. Дрожащими руками Серебряков разлил молоко, нарезал кусочки хлеба. Дрожащими руками взяли десантники свои порции и медленно, стараясь продлить удовольствие, съели их. - О-о! "Шпек" отличный! - улыбнулся Майер одними глазами, и все невольно вспомнили о блаженстве, с которым совсем недавно Рихард насыщался - А "шнапс" тебе все-таки не удалось допить! - парировал Рихард. Пока ели и разговаривали, настроение у всех было приподнятое. Наступил вечер, и десантники благоразумно легли пораньше, чтобы отоспаться за все бессонные ночи, но никто не уснул. Множество тревожных вопросов возникало в мыслях каждого: "Нет ли ошибки в шифре?", "Как отнесется Москва?", "Успеют ли включить в сводку условную фразу?", "Надежный ли у партизан радиоприемник?.." Незаметно подкралось утро. Все оживленнее становилось щебетание просыпавшихся птиц. Послышалось фырканье коней, получивших утреннюю порцию овса. Закипела работа на кухне: раздались удары колуна, донесся женский говор... Наконец послышались шаги множества людей, приближавшихся к бане, короткая команда "стой" и... на пороге появился Скоршинин с маузером в руке. Под усиленной охраной десантников отвели в штабную землянку. Сюда же перенесли раненого комиссара. Он полулежал на нарах. Обросших людей в немецкой форме комиссар встретил жестом, приглашавшим садиться на скамью у столика, на котором стоял старенький радиоприемник с большим облезлым громкоговорителем. Наступила гнетущая тишина, словно в зале суда в ожидании вынесения приговора. В сущности так оно и было... Сидевшие тут командиры подразделений старались не смотреть в глаза пленникам, будто чувствовали себя виновными в постигшей их участи, и только Скоршинин делал вид, что ничего достойного сожаления не произошло и, как всегда в таких случаях, был весьма деятельным: то шептал кому-то на ухо, то наказывал дежурившему у радиоприемника не прозевать Москву, то выбегал из землянки и проверял готовность выставленного им усиленного наряда для охраны |
|
|