"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

внимания, двинулись в соседнюю комнату.
Через весь длинный стол тянулся ряд бутылок с водкой. Лобанович сидел
рядом с Максимом Горошкой и Дубейкой. Оба они были хорошие выпивохи и
мастера по части закуски. Каждая новая чарка увеличивала оживление за
столом. Шум, смех, шутки наполняли комнату. Пили за здоровье писаря, его
дочерей, Суховаров поднял чарку за любовь, Дубейка - за панну Людмилу. Гости
вставали, чокались, расплескивали водку. Урядник предложил спеть "Боже, царя
храни... ". Все вынуждены были подняться, рады они были тому или не рады.
Лобанович чем-то понравился Максиму Горошке, и тот, дав волю языку,
приставал к своему соседу с пустыми и грязными разговорами.
- К каждой бабе подкатиться можно, - говорил Максим Лобановичу. - Я их
натуру хорошо знаю. С виду кажется - "не тронь меня", брыкается, обижается,
а кончит тем, что прильнет к тебе.
- Ну, знаете, по нескольким потаскухам нельзя судить о всех, - сказал
Лобанович.
- Зачем брать потаскуху? - Максим поднял глаза на соседа. - Пусть это
будет между нами. Мне матушка наша жаловалась на своего отца Кирилла: "Такой
он, говорит, болезненный, слабенький, ничего не может. Просто жалко его".
Ну, я и пожалел нашего батюшку, - проговорил Максим и захихикал.
- Неужели это правда? - спросил Лобанович и поглядел на Максима.
- А вы думали, я - Иосиф Прекрасный? Вы, профессор, как вижу, еще не
просвещенный в этом смысле человек, - сказал Максим и засмеялся.
- А разве для этого нужно специальные курсы кончать? - спросил
Лобанович.
- Нет, для этого нужно быть мужчиной, - ответил Максим.
- А не просто распущенным человеком?
- При чем здесь распущенность? Природа, брат, требует свое.
- Если пойти за природой, можно оправдать всякие глупости, особенно
если при этом начнешь еще потакать себе. Вот вы нигде не служите, отец ваш
уже старик, ему приходится содержать вас, а вы скажете: "Природа требует,
чтобы он заботился обо мне".
- Разумеется. Разве я просил его, чтобы он пустил меня на свет? А
пустил - пускай и кормит, пускай позаботится... Слушай, профессор, давай
выпьем на "ты".
Максим налил чарки. Выпили.
- Знаешь, брат, - начал Максим, - я тебе такую молодицу расстараюсь,
что с нею ты узнаешь радости рая.
Лобанович начал быстро пьянеть. Ему стало легко и весело. Перед глазами
плавал какой-то приятный туман и все окрашивал в розовый цвет. И этот самый
Максим, и Дубейка, и Суховаров, и вообще все, собственно говоря, хорошие
люди, - думал он. Максим совсем еще молодой, он мальчишка. А что он за
бабами гоняется, так кто же этого не делает? Только Максим и другие имеют
смелость открыто признаться в этом, а он, Лобанович? Он гораздо хуже их,
потому что скрывает свои грязные мысли о женщинах. А мало ли времени
занимали у него эти мысли! Он помнит встречу с незнакомой женщиной, которая
шла к нему, а он прогнал ее. Разве он хорошо поступил? Сколько раз он жалел
об этом, и мысли о ней разжигали его. А кому он об этом сказал? Никому. А
почему? Ясно почему: ему, грязному в такой же мере, как и все мужчины, а
может, и более того, хотелось показаться чистым, невинным, лучше других. А
он... просто обманщик, хитрец, фарисей, притворщик, фальшивомонетчик, так