"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу авторакурения, поставил в уголок свою палку и, выбрав удобный момент, вышел из
дому. Тельшинская школа стояла на скрещении двух улиц. Одна улица, просторная, ровная, широкая, вела к железной дороге; другая, небольшая, уходила в поле. На самом перекрестке возле школы стоял высокий крест. Он всегда привлекал к себе внимание учителя и производил на него сильное впечатление. Этот высокий понурый крест и эта заброшенная среди полесских трущоб школа стояли, словно сироты, и, казалось, тянулись друг к другу, словно у них была одна доля. Лобанович вышел на просторную улицу. С правой стороны к улице примыкал частокол двора подловчего. В уголке двора, возле самой улицы, чернел сруб колодца. Сделав несколько шагов, Лобанович увидел хорошо знакомую фигуру Ядвиси. С ведерком в руке она быстро шла к колодцу. Внезапный трепет пробежал по жилам учителя, а его сердце взволнованно забилось. Как похорошела она за эти три недели! И как сильно тянуло его к ней! Но он старался быть спокойным и не показать ей того, что чувствовал в эту минуту. Радость, искренняя радость вспыхнула на лице Ядвиси; эта радость светилась в ее темных глазах, скользила приветливой улыбкой на ее губках, таких милых, таких дорогих. Черт бы вас побрал, девчата! Баламутите вы нашего брата - и только! Но Лобанович совладал с собою. Даже и тени радости не выказал он при виде девушки, хотя, поравнявшись с нею, - а Ядвися стояла и ждала его, - он довольно приветливо сказал: - День добрый! Ядвися сердечно, ласково поздоровалась с ним. спрашивают, когда говорят только из вежливости, лишь бы сказать что-нибудь, без всякого чувства и интереса к тому, о чем спрашивал. - Ох, как было весело! - ответила Ядвися. Она хотела еще что-то сказать, но сдержалась, - А как вы здесь жили? - Жил очень хорошо: читал, писал, учил, сам учился, ходил гулять и чувствовал себя как нельзя лучше. - А куда же вы собрались? - Надумал в волость наведаться. - И ничего вам здесь не жалко оставлять? - спросила Ядвися, и глаза ее заискрились лукавой улыбкой. Смысл этого вопроса был ясен для них обоих. Лобанович на мгновение опустил глаза, потом глянул на Ядвисю. - Вас мне жалко оставлять, - ответил он не то серьезно, не то насмешливо, понимай как хочешь. Ему теперь совсем не хотелось идти в Хатовичи, но возвращаться домой уже было неудобно. - Ну, бывайте здоровы! - поклонился он и пошел. - А вы скоро думаете вернуться? - спросила Ядвися. - И сам хорошо не знаю. Увижу там, - ответил Лобанович, уже отойдя на несколько шагов. Он еще раз поклонился и зашагал так быстро, будто хотел показать, что ему некогда разговаривать с нею. Во время разговора с Ядвисей Лобанович чувствовал, что совершает насилие над собой, говорит совсем не то, что думает и чувствует в действительности. |
|
|