"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

Пан подловчий был родом откуда-то из Гродненщины и происходил, как он
сам говорил, из старого дворянского рода. Местное население считало его
поляком, сам же пан подловчий с этим не соглашался.
- Я литвин, - с какой-то гордостью заявлял пан подловчий и свою
принадлежность к литвинам доказывал, между прочим, и тем, что его фамилия -
Баранкевич - имела окончание на "ич", тогда как чисто польские фамилии
оканчиваются на "ский": Жулавский, Домбровский, Галонский.
Узнав, что фамилия нового учителя Лобанович, подловчий при встрече с
ним шумно выразил свое удовлетворение, как это бывает, когда на чужбине
человек вдруг встретится с земляком.
- Значит, и пан литвин! - весело сказал он молодому учителю и похлопал
его по плечу. Свое литовское происхождение он подчеркивал при каждом удобном
случае, говоря: "Мы, литвины, любим пить гладко!"
Лобановичу, когда в его чарке оставалась недопитая горелка, он обычно
говорил:
- А еще литвин! Ну какой же ты после этого литвин! - Пан подловчий с
укоризной смотрел в глаза учителю. - Не порти ты мне, братец, компании!
Когда же этот аргумент не помогал, пан Баранкевич приводил другой:
- Ты лучше, братец, обмани мою жену, но не обманывай меня за чаркой
горелки.
Третий аргумент, самый сильный и уже самый последний, был такой:
- Пей! Пей, говорю, не то, ей-богу, вылью за воротник!
Говорил подловчий Баранкевич чаще всего хорошим белорусским языком. И
следует отметить, что он ни в коем случае не был пьяницей, он просто любил
выпить "с хорошими людьми", а в одиночестве и чарки не выпивал. Но и в
компании "добрых людей" никогда "не перебирал меры". Существовала
определенная граница, которой он никогда не переступал и за которую его
нельзя было вывести никакими силами. Что же касается его литвинолюбства, то
оно еще выражалось и в том, что он очень любил литовские колдуны [Колдуны -
пельмени]. И этих колдунов, как уверял подловчий, он съел однажды сто сорок
штук.
- Разумеется, с водкой, - добавлял при этом пан Баранкевич.
Первый раз Лобанович зашел к подловчему вечером того самого дня, когда
ходил гулять на железную дорогу.
Баранкевич встретил соседа-учителя приветливо и повел его в чистую
половину дома, где он обычно принимал гостей. В просторной, аккуратно
выбеленной комнате возле одной стены стоял диван и рядом с ним большой
простой стол, застланный белой скатертью. На небольшом столике, недалеко от
дивана, стоял ящичек - музыкальный инструмент, который подловчий и пускал в
ход, чтобы позабавить гостей. Кроме еще одного диванчика возле другой стены
и нескольких простых стульев, в этой комнате ничего не было, и она выглядела
пустоватой.
- Садитесь, паночку, - пригласил Баранкевич учителя и угостил его
крепкой папиросой.
Хозяин и гость разговорились, причем подловчий был первым здесь
человеком, от которого Лобанович услыхал доброе слово об этой местности,
имевшей тот большой козырь, что лежала она возле железной дороги. Пройдясь
несколько раз по комнате, пан подловчий крикнул, повернувшись к другой
половине дома:
- Габрынька!