"Леонид Леонтьевич Кокоулин "Андрейка" (повесть) " - читать интересную книгу автора

нарах вповалку спят лесорубы. Над раскаленными железными бочками на
вешалках портянки и робы дымят. От запаха першит в горле. А они спят, хоть
бы хны! Керосиновая лампа чадит. На поленьях у печки ссутулился старичок
инвалид, дремлет.
Возвращаюсь к себе. Отсвет так же весело пляшет по стенам. Пыхают
жаром малиновые бока печки. Ложиться больше не решаюсь. Сажусь за письмо
другу.

"Дмитриевич!
Мы живем по-разному. Я и Андрей живы и здоровы. Тянем лямку в одной
упряжке, строим, я уже тебе писал. Ведь на будущую зиму ему в школу. У
меня душа разрывается, в какие руки попадет парень. Я бы взял его к себе.
А куда? Я и сам-то весь тут. Ни кола, ни двора.
Ты спрашиваешь, каков у нас пейзаж? Есть ли рыбалка, охота? Все есть,
Юра.
Если захочешь к нам приехать, лучше до Дражного самолетом, потом
пересядешь в машину, зимой сподручнее на вездеходе, летом на вертолете. На
машине будешь ехать ущельями. Вначале коридором леса, потом пойдет редкая
колючая лиственница, еще повыше стланик, и тут у тебя начнет закладывать
уши. Глохнешь. Это высота.
И откроется на самой макушке гор перед тобой страна Канкуния.
По-якутски "камни". Камни, камни и горы слюды, ни одного деревца. На
камнях бараки черные, потому что снаружи обшиты толем. Кучи дров вокруг
них. Центральная улица обсыпана плитняком. На ней играют ребятишки. По ней
упрешься в клуб-кино.
Вот сюда - слюдянщикам мы и тянем высоковольтные линии, строим
подстанции.
А нас с непривычки иногда "шатучая" валит. Это болезнь от
кислородного голодания. Тут однажды приключилось со мной такое. Пошел я
пошукать каких-нибудь зверьков, забрался на каменную гриву - хоть рукой
бери облака. А сердце тук-тук. Вдруг в глазах зеленые круги, а в висках
словно кузнечики молоточком по наковальне. Сколько я провалялся меж
камней - не знаю, очнулся - кровь на рубахе, на бороде спеклась и высохла.
А охота, особенно осенью, неплохая. Есть чем душу отвести.
Вот я тебе, Юра, написал, все как есть, как ты просил. Если
надумаешь, приезжай - буду рад.

Остаюсь твой Дюжев".


РАБОЧИЕ БУДНИ

Монотонное пение мотора, ритмичная качка надоели до тошноты. Хоть бы
какая-нибудь живность: птичка, зверушка встретились. Унылый, однообразный
коридор мелкого леса. С ума сойдешь.
Смотрю на Славку. В бороде у него лепешки мазута. Глаза какие-то
мутные. В такт машине клюет носом. Глаза у него гноятся от недосыпания, от
всполохов, от снега. Он лениво тянется за папиросой - пачка "Беломора"
защемлена в стеклодержателе. Ну и ручища у него! Долго не попадает в пачку
обмороженными пальцами.