"Альфред Кох, Игорь Свинаренко. Ящик водки (том 2) " - читать интересную книгу авторасуток, спали на полу, подстелив газетку, специальный шофер с рацией "Алтай"
объезжал винные магазины и оттуда выходил на связь, спрашивая, кому что брать. Зарплату платили сразу и много. Привлекли мое внимание и кадры, которые решали все. Мне понравилось, и я остался... Сам Васильев, который в "Коммерсанте" был с самого начала - с 89-го, - так это описывал: "Я понял, что есть совершенно другая журналистика. Что мы занимаемся информацией. Помнишь, мы делали еженедельную газету в легкую. По тем темам, которые нас интересовали, никто не мог нас обогнать. Сначала выходил "Коммерсант", в понедельник, а потом у кого-то чего-то еще выходило. Вот в этом был кайф, конечно. Очень приятно было, как все от газеты о..евают, - это была продукция! Вот это было круто. Понимаешь? Тогда я себя почувствовал соучастником газеты, впервые, в этом был драйв. Это было новое качество жизни. Наверное". Кох: - Так в каком ты отделе был - "Разное"? Ты ж вроде в отделе преступности работал! - Это позже. Отдел преступности позже создался. И я был брошен на отстающий участок. И как раз тогда пошло дело Кости Осташвили. - Ты его знал, что ли? - Ну. А я как на это дело попал? Значит, сидит Яковлев и думает: кого послать? А пусть Лева Сигал пишет, он спец в политике. А, нет, нельзя: судят патриота, а освещать будет еврей... Ну, тогда Ваня Подшивалов! Не, тоже не годится: он же почвенник. Что делать? Тупик! И тут я вызываюсь. Почему? Так, говорю, я один из вас всех могу объективно этот процесс освещать; хохлам же что жиды, что москали - все равно. Пусть себе собачатся. Они от нас про Осташвили. Писать же было непросто. Костя рассказывал, как он лечился от алкоголизма, - в зале смех. Он обижался - типа в Штатах уважают тех, кто хочет избавиться от пагубной зависимости, а тут издеваются. Марк Дейч смеялся громче всех, и это Костю задевало особо. Но это я сейчас говорю - "Костя". А в заметках я себе такого не позволял. Я с Васильевым ругался, когда он ставил слово "Костя". Что это за фамильярничание, что за панибратство? Не позволю! С другой стороны, по фамилии называть - как-то слишком уж официально. И тогда мы стали писать - "Константин". - А он откуда взялся вообще, Костя? - Он из рабочих! Его волновал русский вопрос. Осташвили, понимаешь, да? - вот русский. Что там было в ЦДЛ, бил он кого или нет, поди знай. Но точно могу сказать, что человек он был простодушный, доверчивый, открытый. В чем-то даже симпатичный. Но вот не мог он удержаться от того, чтоб не встрять в обсуждение еврейского вопроса. Да что там Осташвили - вот Солженицын стал писать про евреев, так сколько его народа сразу невзлюбило! Иные евреи его просто ненавидят теперь. Комментарий Свинаренко Чернорубашечники, которые в зал суда приходили, просили Осташвили: молчи, Костя, а то опять чего не то скажешь. А он отвечал - отойдите, я сам. Процесс вообще непонятный/ Евреев не бил, синагог не жег... Чего пристали к парню? Что этим пытались доказать? Что мы большие демократы? Что "Память" - это страшно? Кто вообще ею пугал? Мало кто помнит дело Норинского. Этот |
|
|