"Альфред Кох, Игорь Свинаренко. Ящик водки (том 2) " - читать интересную книгу автора

суток, спали на полу, подстелив газетку, специальный шофер с рацией "Алтай"
объезжал винные магазины и оттуда выходил на связь, спрашивая, кому что
брать. Зарплату платили сразу и много. Привлекли мое внимание и кадры,
которые решали все. Мне понравилось, и я остался...
Сам Васильев, который в "Коммерсанте" был с самого начала - с 89-го, -
так это описывал: "Я понял, что есть совершенно другая журналистика. Что мы
занимаемся информацией. Помнишь, мы делали еженедельную газету в легкую. По
тем темам, которые нас интересовали, никто не мог нас обогнать. Сначала
выходил "Коммерсант", в понедельник, а потом у кого-то чего-то еще выходило.
Вот в этом был кайф, конечно. Очень приятно было, как все от газеты
о..евают, - это была продукция! Вот это было круто. Понимаешь? Тогда я себя
почувствовал соучастником газеты, впервые, в этом был драйв. Это было новое
качество жизни. Наверное".

Кох: - Так в каком ты отделе был - "Разное"? Ты ж вроде в отделе
преступности работал!
- Это позже. Отдел преступности позже создался. И я был брошен на
отстающий участок. И как раз тогда пошло дело Кости Осташвили.
- Ты его знал, что ли?
- Ну. А я как на это дело попал? Значит, сидит Яковлев и думает: кого
послать? А пусть Лева Сигал пишет, он спец в политике. А, нет, нельзя: судят
патриота, а освещать будет еврей... Ну, тогда Ваня Подшивалов! Не, тоже не
годится: он же почвенник. Что делать? Тупик! И тут я вызываюсь. Почему? Так,
говорю, я один из вас всех могу объективно этот процесс освещать; хохлам же
что жиды, что москали - все равно. Пусть себе собачатся. Они от нас
равноудаленные. И вот так единственный из всех репортеров я объективно писал
про Осташвили. Писать же было непросто. Костя рассказывал, как он лечился от
алкоголизма, - в зале смех. Он обижался - типа в Штатах уважают тех, кто
хочет избавиться от пагубной зависимости, а тут издеваются. Марк Дейч
смеялся громче всех, и это Костю задевало особо. Но это я сейчас говорю -
"Костя". А в заметках я себе такого не позволял. Я с Васильевым ругался,
когда он ставил слово "Костя". Что это за фамильярничание, что за
панибратство? Не позволю! С другой стороны, по фамилии называть - как-то
слишком уж официально. И тогда мы стали писать - "Константин".
- А он откуда взялся вообще, Костя?
- Он из рабочих! Его волновал русский вопрос. Осташвили, понимаешь,
да? - вот русский. Что там было в ЦДЛ, бил он кого или нет, поди знай. Но
точно могу сказать, что человек он был простодушный, доверчивый, открытый. В
чем-то даже симпатичный. Но вот не мог он удержаться от того, чтоб не
встрять в обсуждение еврейского вопроса. Да что там Осташвили - вот
Солженицын стал писать про евреев, так сколько его народа сразу невзлюбило!
Иные евреи его просто ненавидят теперь.

Комментарий Свинаренко

Чернорубашечники, которые в зал суда приходили, просили Осташвили:
молчи, Костя, а то опять чего не то скажешь. А он отвечал - отойдите, я сам.
Процесс вообще непонятный/ Евреев не бил, синагог не жег... Чего пристали к
парню? Что этим пытались доказать? Что мы большие демократы? Что "Память" -
это страшно? Кто вообще ею пугал? Мало кто помнит дело Норинского. Этот