"Василий Кохан. Месть " - читать интересную книгу автора

недоверие к жене. И добился своего. Известие об Ирининой "измене" дошло до
колонии, пробудило у Дмитрия ревность, толкнуло на побег, добавило три года
лишения свободы. И то, что Кривенко приблизительно в то время, когда
совершилось преступление, был в ресторане, еще не доказательство его
непричастности к нападению на Балагура.
Допустим, Павел сам не совершил преступления. Зачем тогда послал к
Ирине Дюлу Балога? Если он кого-то уговорил на бесчестный поступок, нужно
выяснить - кого. Дюла за пол-литра бегал на Летнюю, а за определенную сумму
мог и ранить Балагура. Деньги у Кривенко были: перед отъездом в Синевец взял
из сберегательной кассы две тысячи. Двести семьдесят рублей получил зарплаты
и отпускных. Во время обыска у него изъято тысяча сто двадцать семь рублей
двадцать копеек. Куда же подевались тысяча сто сорок два рубля восемьдесят
копеек? На дорогу и рестораны он столько не мог истратить. Из вещей ничего
не купил. "Пропил - прогулял", - сказал Кривенко на допросе. Почувствовав,
что соврал неубедительно, стал говорить, что часть денег у него украли,
когда он напился до бесчувствия. Почему же тогда не украли все деньги?
Последнее время все настойчивей лезла в голову мысль, что Ирина знает,
кто напал на Балагура, но почему-то не выдает преступника. Чувствует вину?
Возможно. Но кому и почему нужна была смерть Балагура? Не ранение - смерть.
Живым он остался благодаря счастливому случаю: нож не попал в сердце. Удар
нанесен с большой силой. Конечно, не женской рукой. Бысыкало? Шапка?
Кривенко? Дереш?.. Один из них или кто-то еще? Версия майора Карповича о
том, что покушение на жизнь Балагура совершил кто-то из тех, кто был с ним в
колонии, принудила начать дело чуть ли не сначала и открыла множество
ниточек, которые пока что спутаны, и неизвестно, за какую тянуть, чтобы
прийти к истине. Придется ждать, пока из колонии придет ответ на сделанный
запрос.
А капитану Крыило все еще не давали покоя семнадцать разбросанных по
городу телефонов-автоматов. Он убедился, что Любаву Родиславовну запугивали
не из квартирного телефона. Непроверенными пока были три автомата в далеких,
тихих уголках. Поехал к первому - вернулся ни с чем. Второй не работал:
кто-то оторвал трубку. Третий находился у машиностроительного завода. И
дежурный вахтер Топанка рассказал:
"Было тихо, спокойно в тот вечер, и если бы не токарь Петр Чиж,
дежурство не запомнилось бы. Он под хмельком от телефонной будки чешет, из
стороны в сторону - вот так - качается. И к проходной. Нельзя на территорию
пьяному, говорю. А он мямлит: нужно. Я, конечно, не пустил. Он побунтовал
чуток, а потом: "Ча-ао, дед", - и пошел".
Что Петр Чиж пьяный болтался у проходной, сомнения не вызывало. Но
звонил ли он Любаве Родиславовне? Майор Карпович прежде всего обратил
внимание на лексикон Петра, на его "чао".
- А что, если дать Любаве Родиславовне возможность послушать Чижа? -
предложил он.
- Вызвать его сюда? - спросил капитан.
Карпович внимательно смотрел на подчиненного.
- Нет. Принести его голос.
Капитан поехал выполнять задание, а Кушнирчук знакомилась с рапортом
дежурного инспектора. Ночью украден "Запорожец". Его хозяин, инвалид Великой
Отечественной войны Залинский, выглянув в окно, увидел свой автомобиль
едущим по улице. Позвонил дежурному милиции, назвал помер. Через час