"Вольфганг Кеппен. Теплица [H]" - читать интересную книгу автора

Кетенхейве видел, как народ мучился и погибал по вине генералов, и кто,
как не генералы, выпестовал бациллу из Браунау) Насилие всегда приносило
лишь одни несчастья, одни поражения, и Кетенхейве возлагал свои надежды на
отказ от насилия, что если и не даст счастья, то, уж во всяком случае,
обеспечит моральную победу. Но будет ли это пресловутой "конечной
победой"? Кетенхейве лишь временно объединился с Кнурреваном, который
искренне мечтал о немецкой народной армии и о немецком народном генерале,
простом, спортивного вида человеке в сером костюме альпиниста, который бы
ел суп вместе с солдатами и, будучи настоящим заботливым отцом, поделился
бы этим супом со своими пленными. Кетенхейве же хотел, чтобы никто больше
не попадал в плен, и поэтому нуждался в Кнурреване, чтобы фрондировать
против идеи канцлера создать армию. Но может настать день, когда ему
придется выступить против куда более опасных планов своего друга - создать
народную армию. Кетенхейве ратовал за абсолютный пацифизм, за
окончательное осуществление лозунга "Долой оружие". Он сознавал, какую
ответственность брал на себя, она угнетала его и не давала ему спать. Но,
даже оставшись без союзников, без единого друга на Западе и на Востоке, не
понятый ни здесь, ни там, он усвоил из уроков истории, что отказ от оружия
и насилия никогда не приведет к таким несчастьям, как их применение. И
если не будет больше армий, то исчезнут границы, станут никому не нужными
и без того уже смешные в эпоху самолетов государственные суверенитеты
(летают нынче, обгоняя звук, но не нарушают выдуманных безумцами воздушных
коридоров), и человек будет свободным, сможет поехать куда ему
заблагорассудится, поистине будет вольным как птица - подобная философская
ситуация воодушевляла Кетенхейве. Кнурреван уступил. Хотя ему казалось,
что он слишком часто и слишком во многом уступает, он снова уступил,
сдержав свой гнев, и они решили, что Кетенхейве неожиданно процитирует во
время обсуждения договоров о безопасности эту маленькую победную речь
генералов.
Кетенхейве вернулся в свой кабинет. Снова погрузился в неоновый свет.
Он не погасил лампу, хотя небо уже прояснилось и посветлело и солнце на
миг затопило все ослепительным сиянием. Поблескивал Рейн. Мимо плыл
прогулочный пароход, белый от пенистых брызг, поднятых лопастями колес, и
пассажиры показывали пальцами на здание бундестага. Кетенхейве был
ослеплен. Перевод "Le beau navire" - "Прекрасного корабля" лежал
неоконченным среди нераспечатанных писем, а уже пришли новые - новые
послания, новые вопли о помощи, новые жалобы, новые прошения, новые
проклятья господину депутату; подобно водам Рейна, их бесконечный поток,
добросовестно направляемый почтальонами и курьерами, устремлялся на его
стол. К Кетенхейве стекались письма от целой нации любителей переписки,
они отнимали у него все силы, и только интуиция спасала его среди этого
потока, иначе бы он в нем захлебнулся. Он набросал проект речи, с которой
хотел выступить на пленарном заседании, он уж постарается блеснуть!
Дилетант в любви, дилетант в поэзии и дилетант в политике, он уж
непременно блеснет! И от кого же ждать спасения, если не от дилетанта?
Профессионалы маршируют испытанными путями к прежнему хаосу. Эти пути
никогда не приводили их куда-нибудь еще, а дилетант - тот по крайней мере
мечтает о стране обетованной, где будто бы текут молочные реки в кисельных
берегах. Кетенхейве налил себе коньяку. Мысль, что где-то текут молочные
реки, была ему неприятна. Но ведь описание страны обетованной нельзя