"Павел Ефимович Кодочигов. На той войне " - читать интересную книгу автора

Рюмин и другие врачи на это смотрели сквозь пальцы, а фельдшер
Овчинников почему-то бесился и даже поклялся, что он из "этой птахи" дурь
выбьет, однако слова своего сдержать не сумел. Таня узнала о его намерении и
заговорила первой:
- Филя... Да не дергайся ты. Я не виновата, что тебе такое имечко дали.
Так вот что, Филя, если ты не перестанешь ко мне приставать со своим
уставом, я сбегу на передовую. Понял?
- Я?! К тебе?! Да нужна ты мне...
- И ты мне - тоже. Вот и давай жить мирно, Филя. Я тебя не знаю, и ты
меня никогда не видел, - бросила руку к непокрытой голове, повернулась через
правое плечо и, переваливаясь, словно уточка, пошла прочь.
Что с такой чумной возьмешь? Поплевался Овчинников и махнул рукой -
другие "новгородские" не намного лучше, набрали деревню-матушку. Фельдшер
успокоился окончательно, когда узнал, что Дроздова проделала с ведущим
хирургом, который нарушил установленный ею раз и навсегда порядок.
В операционном блиндаже должно быть чисто. Чтобы не сыпалась сверху
земля при близких разрывах бомб и снарядов, к потолку подбили простыни, а за
полом, как и за инструментами, следила Таня. И все знали, что во время
уборки вход в операционную закрыт, но Рюмин или забыл об этом, или решил,
что Дроздова не посмеет сделать ему замечание, и зашел в блиндаж, когда Таня
еще не закончила уборку. Сердито косясь на оставляемые на свежевымытом полу
грязные следы, она сдерживалась до последнего, но когда хирург выходил,
хлестнула его мокрой тряпкой.
- Дроздова, эт-то еще что такое?! - крикнул Рюмин по-старшински.
- Извините, тряпка как-то сама махнулась, - не поднимая головы, сурово
ответила Таня. Ее лицо выражало крайнее осуждение, губы были плотно сжаты.
Рюмин все понял и расхохотался. Он был мягче Головчинера,
уровновешеннее, и голос у него был мягкий, деликатный, но когда скапливалось
много раненых, нервничал и ругался не хуже Головчинера. Высокий, с черной
бородкой и усиками, Рюмин был быстр и в разговоре, и в движениях, и в
работе. Катя приноровилась к нему легко, кое в чем пришлось, однако, и
переучиваться. Ученик Вишневского, Рюмин был приверженцем местной анестезии,
общий наркоз давал в исключительных случаях, при самых тяжелых операциях.
- Если грамотно сделать блокаду, операция пройдет безболезненно и мы
избавим больного от целого комплекса отрицательных ощущений, неизбежных
после общего наркоза, от серьезных послеоперационных осложнений, обеспечим
быструю поправку и скорое возвращение в строй. Новокаиновая блокада хороша и
тем, что позволяет находиться в контакте с раненым, следить за его
состоянием и вовремя принимать соответствующие меры, - учил Рюмин.
Начнет делать "лимонную корочку" - уколы по линии разреза, - сразу
заведет разговор на отвлекающие темы:
- Молодым-то ты красивым был, да? С девушками поди всласть погулял и
изменял им, конечно? Нет? А я - бывало, да у меня столько девчонок было!
Арию герцога из "Риголетто" помнишь? "Но изменяю им первый я. Им первый я".
- Ой, доктор, что ты мне зубы заговариваешь? Плохи мои дела?
- Кто это тебе сказал? Сорока на хвосте принесла? Заштопаю, что
продырявлено, и здоровее прежнего будешь.
- Больно, доктор!
- Знаю. Сейчас укольчик сделаю, и все пройдет. Легче стало? Я же тебе
говорил. А вот когда зашивать стану, потерпи.