"Павел Ефимович Кодочигов. Так и было " - читать интересную книгу автора

небольшую воронку, углубил, и стала она могилой его единственного брата.
Когда-то давно слышал мальчишка, как бабка Мотаиха поучала внучку: "Что
имеем - не храним, потерявши - плачем". И с утра, пока сколачивал гроб,
позднее, когда шли на кладбище, и еще позднее, когда углублял могилу, не
выходили эти слова из головы. Такой славный и добрый, совсем не вредный, как
у других, был братишка и так тянулся к нему, старшему, а он все отмахивался:
"Отстань! Некогда!" Зимой прошлого года застал Мишу с топором в руках - брат
мастерил себе лыжи. Помочь бы ему, а он посмеялся - куда тебе, не в свои
сани садишься! Миша лыжи сделал! А может, отец помог? Отец вот нашел время,
а он - нет. От этого воспоминания Гришке стало до того горько и стыдно, что
он чуть не заревел.
В тот же день отвезли на кладбище деда Никифора. Присыпанный снегом, он
пролежал там почти месяц, пока не поправилась и не пришла в Валышево его
жена Ольга Васильевна.

10. Летние хлопоты

Весной, когда наступила распутица, постоянно напоминавший о себе
далеким гулом фронт притих, и почти все валышевцы вернулись домой, к своим
огородам, к рыхлой, хорошо удобренной и потому щедрой земле на них. Ее и
палкой переворошишь, так все вырастет.
Гришка на огороде и копался, когда увидел лошадь. Она шла от шоссе к
деревне по минному полю и подходила к двум подорвавшимся зимой танкам. Немцы
ставили мины торопливо, не закапывали в землю, а только маскировали снегом.
С наступлением тепла мины вытаяли, стали хорошо видны, и люди на них не
подрывались. Недавно бабка Мотаиха одну даже домой потащила. Шла с нею
довольная, ему протараторила: "Расколупаю - две сковородки выйдет!" -
"Расколупаю! Это же мина! Взворвется, так и землянка в небо взлетит".
Старушка присела от страха: "О-ой! А что мне теперь с ею делать?" - "Давайте
мне". - "А тебе зачем, если она взрывается?" - подозрительно уставилась на
него Мотаиха. "Отнесу в воронку, чтобы кто не подорвался". - "Ну тогда
бери, - согласилась бабка, - но как я тебе ее отдам, если у меня пальцы
свело?"
Настала очередь Гришке не поверить Мотаихе: как это может "свести"
пальцы? Однако они у старухи и правда будто приклеились к мине, по одному
пришлось отдирать. Еле вызволил мину, отнес на поле и спустил в глубокую
воронку. Хотел побросать в нее камнями, чтобы взорвать, но ума хватило не
делать этого - если она танки корежит, так и за воронкой может достать.
Гришка еще раз посмотрел, как безбоязненно шла лошадь по минному полю,
схватил попавшийся на глаза кусок немецкого телефонного кабеля и побежал к
коню. Метрах в двадцати от него остановился, чтобы не испугать. Конь тоже
встал. Ребра выпирали у него из боков, на хребте можно пересчитать все
позвонки, грива и хвост спутаны до невозможности. Пошатываясь, еле держась
на избитых в кровь ногах, доходяга смотрел на него влажными и покорными
глазами.
- Пойдем со мной, - позвал Гришка. Оставшиеся под истонченной кожей
бугорки мышц пришли в слабое движение, конь словно бы хотел откликнуться на
призыв, но не решался или не знал, как это сделать. Гришка накинул ему на
шею петлю, потянул за собой.
- Ну, иди же! Иди!