"Павел Ефимович Кодочигов. Так и было " - читать интересную книгу автора

Отговаривался:
- Не знаю. Сон, видно, страшный приснился, - а какой, не говорил.
Испорченный кинжалом эсэсовца шлем он от нее утаил, деда Никифора
попросил ни о чем не рассказывать, чтобы меньше было разговоров, когда снова
соберется в Валышево за сухарями.
А снился ему всю ночь безногий красноармеец.

9. Гибель председателя, смерть Миши

В Дедовой Луке и окрестных деревнях продолжал свирепствовать тиф. И не
одна мать, многие удивлялись, почему он так разгулялся в тылу, а в Валышево,
на самой, можно сказать, передовой, никаких болезней не было, и шутили: "Тиф
не дурак, под пули и снаряды лезть не хочет".
Чтобы избежать эпидемии, мать решила возвратиться домой, но недалеко от
Валышево их остановили и приказали идти назад.
Во время сильных боев на берегу Полисти фашисты построили запасную
линию обороны с огневыми точками, окопами и землянками. В одну из них мать
решила зайти погреться. Растопили печку, разомлели и остались ночевать, а
утром заболела Галюшка. Второй слегла Люся, за ней Настя и Нина. Занемог и
Гришка.
По дымку из трубы немцы определили, что в землянке кто-то живет.
Прискакал патруль. В дверь просунулся немец. Мать, а болезнь начала донимать
и ее, подняла голову и тихо сказала:
- Тиф у нас. Тиф. Хочешь, так стреляй.
Так и сказала в отчаянии, не заботясь, как отнесется к ее словам фашист
и что сделает. Он окинул взглядом лежащих, задержал его на Гришке - не
партизан ли, и попятился. Слово "тиф" немцы знали хорошо и больше не
приходили - эти русские обречены.
Они и на самом деле были обречены, но каким-то чудом выжили, стали
поправляться. Первой пересилила себя и поднялась мать. За ней встал Гришка и
скоро, на этот раз по разрешению матери, пошел в Валышево за сухарями.
Отправился вечером, чтобы пробраться в деревню незаметно. На месте их
водогрейки фрицы построили землянку. У самого входа в нее лежал труп
красноармейца.
Летом, во время бомбежки, шофер в синем комбинезоне подбежал к родничку
набрать воды и попал под бомбу. Покорчился недолго на земле, пожаловался:
"Ой, мамочка, как мне больно!" И затих.
Гришка похоронил убитого на другой день.
И вот еще один. Почти на том же месте! Гришка перевернул труп на спину,
чтобы не попортить лицо, стал тянуть за ноги. Тяжелый. Передохнул. Снова
взялся. По сантиметру, по два дотянул до воронки, спустил вниз и присыпал
снегом (позднее он похоронит красноармейца по-настоящему).
Сначала упаренному и обессиленному Гришке в землянке тепло показалось,
но скоро озноб стал пробирать, а на нарах солома, под ногами доска валяется.
Стал ее поднимать - во что-то жесткое плечом ткнулся. Пощупал -
печка-буржуйка. Доску ногами переломил, а когда разжег печку, кучку дров
увидел. Может, и еда какая после немцев осталась? Все обшарил - пусто.
Еда нашлась утром. Едва вышел из землянки, на кучку зерна наткнулся.
Осенью по настоянию матери, - сам хотел в другом месте спрятать, - закопал в
водогрейке три мешка зерна. Роя яму для землянки, немцы повыбрасывали его