"Павел Ефимович Кодочигов. Так и было " - читать интересную книгу автора

чужом доме постеснялись бы тянуть, а тут щи такими вкусными показались, что
обо всем забыли. За едой один по одному и засыпать начали.
- Вот гостьи-то какие оказались, - сокрушалась мать. - Что же мне
делать? Не разбудить ведь?
- Пусть спят. Постелю на полу, кучкой и улягутся, - сказала хозяйка. -
Переночуете, а завтра в бане вас устрою - сама видишь, у меня семеро по
лавкам, - ее лицо приняло скорбное и извинительное выражение.
- Я понимаю, - поспешила согласиться мать. - В баньке нам хорошо будет,
и вас стеснять не станем. Вот только отблагодарить нечем...
- О чем ты?
На другой день перебрались в баню. Она была сделана по-черному. Чтобы
протопить ее, приходилось всем выходить на улицу, но стены были, крыша над
головой - тоже, что еще надо? Снаряды не рвутся, пули не щелкают -
благодать! Однако убегавший разыскивать поле, на котором осталась капуста,
Гришка вернулся расстроенным:
- Тиф какой-то в деревне!
Мать всплеснула руками:
- Этого еще нам не хватало! Да как же так? Мы в земле жили, и то до
этой заразы не дошло, а здесь в тепле тиф развели. Сыпняк, что ли? -
спросила у Гришки.
- Животами маются.
- Брюшняк, значит. Ну попали из огня да в полымя, а я-то радовалась.
- Послушала бы меня, так...
- Замолчи! Еще раз попрекнешь, не знаю, что с тобой сделаю!
"Молчи, замолчи!" Когда взрослые не правы, сомневаются или не могут
что-то толком объяснить, они так и прерывают неприятный для них разговор. И
молчишь - куда денешься? А сами порой что делают? Летом собрались уходить -
и вернулись. Пока на второй заход поднялись, немцы впереди оказались. И
зимой, когда Валышево переходила из рук в руки, двадцать раз можно было
избавиться от немецкой каторги. Сказал матери об этом, так какой крик
подняла. Военные тоже хороши. Скомандовали - так никто бы и рта не раскрыл,
и все бы свободными были. Не находил Гришка ответы на мучившие его вопросы
ни раньше, ни теперь. Не знал он и не понимал, что много бед совершается
из-за того, что люди продолжают надеяться на лучшее до последнего своего
вздоха, не знал и того, что к таким неистовым иногда и приходит избавление
от несчастья, а то и спасение.

8. Безногий

Тамару застудили. Покашляла она несколько дней, помаялась в горячечном
бреду - и затихла.
Мать обмывала умершую, забыв выгнать на улицу маленьких и не замечая их
немых ртов, копившегося в глазах ужаса и непонимания. Лицо ее было
сосредоточенно и горестно, руки деловиты. На Тамару не скатилась ни одна
слезинка - если бы все дети, которых мать выносила под своим сердцем,
выжили, их было бы пятнадцать. Умирали в мирное время, в тепле и сытости, а
уж тут, как говорят, сам бог велел.
Из чужих досок, чужим молотком Гришка сколотил маленький ящик, в него
положили Тамару и отнесли в соседнюю деревню Великое Село, где было
кладбище. Гришка ломом выдолбил небольшую ямку, лопатой выкидал из нее