"Кэйт Коджа, Барри Н.Мальзберг. Дань обычаю " - читать интересную книгу автораморяки, все бравые матросики пришли сплавать в ее темном, красном,
внутреннем море: отдать швартовы! И поднять якоря, и ушел уже флот. Но ненадолго. Надзирая за городом, пригвожденная оргазменным пульсом и хрюканьем, шлюха в то болезненно темнеющее лето чувствовала весь груз коллизий, всю силу извержений, каждый член, каждую струйку, каждую пару волосатых шагреневых яиц, проходивших в совершенной последовательности, вновь вбирала их в себя как предпосылку того, что навсегда отпустит все это. Крохотная, хрупкая жизнь, жизнь - будто кошка на улице, жизнь - дарованная, а потом выдернутая из-под нее и сброшенная со ступеней сотен хуев. И с этой хуевой лестницы открывается вид на ее столь неубедительные перспективы: в смешавшихся запахах спермы и пота и вони денег, в слабом сухом вскрике ее прибитого кота, в собственных ее беспомощных и сухих рыданиях, в рыданиях ее тридцать седьмого года, тридцать восьмого года, рыданиях знания, приобретенного и утраченного, шлюха чувствовала, что идет к какому-то новому видению, обновленному мирозданию, доступному лишь грядущим еще глазам. Но в другие времена - времена, когда Гром уходил в город, унося с собой и ее, своего воображаемого спутника и пассажира, - времена, когда ее опаленное тело лежало на простыне, не в силах ни проснуться, ни уснуть, ни прийти, ни уйти, лежало, скорчившись, как все мужики, в вопросительный знак бытия, - в такие времена шлюха сознавала, что она не знает и не узнает совершенно ничего, что она и ее кот - лишь две стороны одного окаменелого свидетельства, проводники и вместилища для последствий, каких им не понять, но на какие возможно лишь отзываться, как отзывается рот на сосок, на вкус мяса, на тягу вдоха, отвечать в рабстве инстинкта, которое, как арии в стиле Чэн-Стокса ["Чэн-Стокс" или "дыхание Чэн-Стокса" - медицинский термин, пациентов и характеризующийся краткими перемежающимися периодами глубокого и неглубокого прерывистого дыхания. - Примеч. пер.], мужиков лишь уводят все дальше во тьму, все дальше от места, известного как свет. Раньше - случалось - они с Громом выходили на охоту вместе, кошачий мех и кроличий, четыре ноги и две, двигались быстро по улицам, иногда заскакивали в бар, иногда находили добычу прямо на улицах - под дождем, среди гор бесконечного мусора, в зное и в засушливой тени. По большей части мужики даже не замечали кота, пока все не было улажено, предварительные переговоры завершены, со слащавым дерьмом к чертям покончено. И только тогда, где-нибудь по пути в квартиру или на лестнице, они задавали свои вопросы: "Твоя кошка, дамочка?"; "Кошка тоже входит в услуги?" Иногда мужикам было плевать, иногда - так даже нравилось, что кот идет с ними, одни отпускали глупые шуточки насчет заплатить сверх, насчет "дважды киска", а другие мрачнели и вообще отказывались идти с ней. Но - при любом раскладе - почти все робели во время траха, когда становилось ясно, что, оплачен он или нет, кот - неотъемлемая часть сделки и покинет комнату только вместе со шлюхой. Кое-кто делал вид, что на них это не действует, но никто - шлюха видела, знала, чувствовала, наслаждалась, - никто не оставался безразличным, и когда она работала - на спинке или на коленках - при Громе, это на его взгляд она реагировала, не на рты и пальцы, не на мясистые удары во чрево, но на холодный, суровый и нейтральный взгляд кота, оглядывающего происходящее будто с какого-то возвышенного, священного места. Однажды, лишь однажды кот активно вмешался в ее труд, прыгнул, как на добычу, на плечи мужику, который трудился и ухал, доводя себя до оргазма, - |
|
|