"П.В.Кочеткова, Т.И.Ревяко. Палачи и киллеры ("Энциклопедия преступлений и катастроф") " - читать интересную книгу автора

Из квартиры на Вознесенском проспекте осуществлялось руководство
последним покушения на царем.
Ликвидация квартиры была вызвана арестом Исаева. 1 апреля он не
вернулся домой - его взяли на улице. Фигнер была уверена, что адреса своего
он не назовет, и не спешила покинуть квартиру. На следующий день она
принялась увязывать скопившиеся у них ценные комитетские вещи, шрифт,
паспортное бюро, динамит, оборудование химической лаборатории. Явившиеся по
ее зову забрали большую часть вещей. Последние два узла унесли Ивановская и
Терентьева. Фигнер провела здесь еще одну ночь. Утром 3 апреля Исаева
опознали дворники дома. Когда полиция явилась в квартиру, самовар и угли в
печке были еще теплыми.

(Баранова А.И., Ямщикова Е.А., Народовольцы в Петербурге. Л., 1984).


ДВЕ ДУШИ АЛЕКСАНДРА II

П.Л.Крогюткин - теоретик и идеолог русского анархизма - рассказал о
личности царя Александра II и его смерти в "Воспоминаниях революционера".
"Боевым кличем революционеров стало: "Защищайтесь! Защищайтесь от
шпионов, втирающихся в кружки под личиной дружбы и выдающих потом направо и
налево по той простой причине, что им перестанут платить, если они не будут
доносить. Защищайтесь от тех, кто зверствует над заключенными! Защищайтесь
от всемогущих жандармов!" Три видных правительственных чиновника и два или
три мелких шпиона погибли в этом новом фазисе борьбы.
Генерал Мезенцев, убедивший царя удвоить наказание после приговора по
делу "ста девяноста трех", был убит в Петербурге среди белого дня.
Один жандармский полковник, виновный еще в худшем, подвергся той же
участи в Киеве, а в Харькове был убит генерал-губернатор, мой двоюродный
брат Дмитрий Кропоткин, когда он возвращался из театра. Центральная тюрьма,
где началась голодовка и где прибегли к искусственному кормлению, находилась
в его ведении.
В сущности, он был ие злой человек; я знаю, что лично он скорее
симпатизировал политическим, но он был человек бесхарактерный, притом
придворный, флигель-адъютант царя, и поэтому предпочел не вмешиваться, тогда
как одно его слово могло бы остановить жестокое обращение с заключенными.
Александр II любил его, и положение его при дворе было так прочно, что его
вмешательство, по всей вероятности, было бы одобрено в Петербурге.
- Спасибо! Ты поступил согласно моим собственным желаниям, - сказал
ему царь в 1872 году, когда ДН. Кропоткин явился в Петербург, чтобы доложить
о народных беспорядках в Харькове, во йремя которых он мягко поступил с
бунтовщиками.
Но теперь он одобрил поведение тюремщиков, и харьковская молодежь до
такой степени была возмущена обращением с заключенными, что по нем стреляли
и смертельно ранили.
Тем не менее личность императора оставалась еще в стороне, вплоть до
1879 года на его жизнь не было покушений. Слава освободителя окружила его
ореолом и защищала его неизмеримо лучше, чем полчища жандармов и сыщиков.
Если бы Александр II проявил тогда хотя малейшее желание улучшить положение
дел в России, если бы он признал хотя одного или двух из тех лиц, с которыми