"П.В.Кочеткова, Т.И.Ревяко. Палачи и киллеры ("Энциклопедия преступлений и катастроф") " - читать интересную книгу автора

в моем поведении какую-то вольность, то надевали японские наручники -
легкие, из "нержавейки". При резком движении человека складывает пополам,
туловище к ногам притягивает.
Не раз я в первые недели получал и нунчаками по голени.
Причем били умеючи. Чтобы не раздробить кость. Тут же прижигали йодом.
Чуть ли не в первый выходной капрал решил похвастать - показать друзьям
пленного русского: прежде русских тут видеть не доводилось.
Жара. Пестрецов сидел на койке в плавках и кожаных башмаках на
деревянной подошве. Капрал небрежно ткнул его в подбородок- "Красный
коммунист!" У "красного" хватило силенок врезать ему так, что тот вылетел в
коридор и, изрыгая ругательства, схватился за кобуру. Если бы не друзья
капрала, одиссея прапорщика завершилась бы, не успев начаться.
Обошлось: посадили в угол на цепь, чтоб до двери не доставал. Рацион, и
без того скудный, сократился.
Допросы - ежедневно.
- Пытки применяли?
- Один "мордоворот" мне втыкал нож в икры, выворачивал руки, ломал в
суставах пальцы.
Но тяжелее всего я переносил "шуточки" солдатиков (они тоже меня иногда
стерегли, не только профессиональные охранники). Несколько раз они вводили
мне в вену снотворное. Большими дозами. Заставляли громадными порциями
глотать психотропные таблетки. После этого два дня встать просто невозможно,
как выжил - не знаю.
В тюрьммх ЮАР (а я их сменил несколько) казнят по средам. По двору идет
человек в плавках. Раздается щелчок. И человек проваливается сквозь землю.
Незаметные постороннему взору створки срабатывают автоматически. Подъезжает
цистерна с надписью "Кислота", группа людей сливает жидкость куда-то вниз,
машина уходит. Во дворе уже ждет своей очереди следующий... Процедура
повторяется. Видя это, можно было сойти с ума.
- Что с вами было потом? Боролись ли вы как-то за свою жизнь, за свое
достоинство?
- Объявлял голодовки. Один раз ничего не ел две недели.
Дошел примерно до сорока пяти килограммов, после чего меня стали
насильно "восстанавливать".
По, сказать по чести, отношение ко мне вскоре переменилось. Мне
повезло - меня нашел международный Красный Крест. Эти замечательные люди
вселили в меня надежду, стали за меня бороться, объяснили мне, как надо
вести себя, сообщили обо мне на родину. Они, кстати говоря, отговорили меня
от побега (я уже всерьез задумал бежать). Сказали: "Не вздумай, пристрелят
тут же, они только и ждут повода. Потерпи! Мы добьемся, что тебя обменяют!"
Вскоре из Женевы прилетел господин Муравьев, потомок декабриста, давно
эмигрировавший из СССР. Попросил написать письмо родителям. Пестрецов
черкнул, что жена погибла, а сам он в плену.
Надежда зародилась в Пестрецове, когда получил письмо от старшего брата
Виктора. Оказывается, после того как Николай "потерялся", Виктор обратился в
Москву, в Красный Крест. К матери, Ульяне Даниловне, в поселок Первомайский
прибыли из военкомата, расспросили. Сказали: наведем справки. Она извелась,
ожидая. Наконец ее известили, что Николай Федорович Пестрецов пропал без
вести.
А тут приходит письмо от Николая.