"П.В.Кочеткова, Т.И.Ревяко. Палачи и киллеры ("Энциклопедия преступлений и катастроф") " - читать интересную книгу автора

территорию, не сидел в тюрьме, а на свободе нес полезную работу. С явным
расчетом на сенсацию, Дзержинский с улыбкой, в апреле 1925 года, говорил
кое-кому в ВСНХ:
- Догадайтесь, что это за человек, которого в сущности нужно было
расстрелять еще в прошлом году, и которого вы скоро можете увидеть у нас в
ВСНХ? Догадайтесь! Не знаете? Так я вам скажу. Это - Савинков. Хочу посадить
его в главную бухгалтерию ВСНХ в роли самого маленького счетовода. Он мне
говорил, что хочет работать, что примется за любую работу, посмотрим, что из
этого выйдет.
Намерение Дзержинского не осуществилось. Политбюро категорически
высказалось против освобождения Савинкова.
7 мая 1925 года, через восемь месяцев после вынесения приговора,
Савинков обратился к Дзержинскому с письмом, требуй немедленного
освобождения. Этот документ во многих отношениях характерен для 1925 года
вообще, а не только для кающегося террориста. Савинков хотел работать в
советском хозяйстве, как уже в нем "честно" работали десятки тысяч людей,
прежде бывших убежденными противниками октябрьского переворота. Вот это
письмо: "Гражданин Дзержинский!
Я знаю, что вы очень занятый человек, но я все-таки вас прошу уделить
мне несколько минут внимания. Когда меня арестовали, я был уверен, что может
быть только два исхода. Первый, почти несомненный - меня поставят к стенке,
второй - мне поверят и, поверив, дадут работу. Третий исход, т.е. тюремное
заключение, мне казался исключением: преступления, которые я совершил, не
могут караться тюрьмою, "исправлять" меня уже не нужно. Меня исправила
жизнь. Так был поставлен вопрос в беседах с гр. Менжинским, Артузовым и
Пиляром: либо расстреливайте, либо дайте возможность работать, я был против
вас, теперь я с вами.
Быть "серединка на половинку", ни "за", ни "против", т.е. сидеть в
тюрьме или сделаться обывателем, я не могу. Мне сказали, что мне верят, что
я вскоре буду помилован, и что мне дадут возможность работать. Я ждал
помилования в ноябре, потом в январе, потом в феврале, потом в апреле. Итак,
вопреки всем беседам и всякому вероятию, третий исход оказался возможным. Я
сижу и буду сидеть в тюрьме, когда в искренности моей едва ли остается
сомнение и когда я хочу одного: эту искренность доказать на деле.
Я помню ваш разговор в августе. Вы были правы: недостаточно
разочароваться в белых или зеленых, надо еще понять и оценить красных. С тех
пор прошло немало времени. Я многое передумал в тюрьме и мне стыдно
сказать - многому научился. Я обращаюсь к вам, гражданин Дзержинский, - если
вы верите мне, освободите меня и дайте работу, все равно какую, пусть самую
подчиненную. Может быть, и я пригожусь: ведь когда-то и я был подпольщиком и
боролся за революцию. Если вы мне не верите, то скажите мне это, прошу вас,
ясно и прямо; чтобы я в точности знал свое положение.
С искренним приветом Б.Савинков".
Но тюремная администрация, принявшая письмо, разубедила узника, сказав,
что помилование невозможно. Дзержинский к тому времени не имел былой власти.
Любимое детище ВЧК породило ГПУ, которое готово было съесть своего
создателя, но не успело...
Тогда, воспользовавшись отсутствием оконной решетки в комнате, где он
находился по возвращении с прогулки, Борис Викторович Савинков выбросился из
окна пятого этажа во двор и разбился насмерть.