"Павел Кочурин. Коммунист во Христе, Книга 3 " - читать интересную книгу автора

отвернется.
Самым важным действом для отца была навозница и возделывание паров:
"ублажение родительницы". Так о том говорил он. Соломы было вдоволь для
подстилки скотине, в хлевах тепло и уютно, сухо. Мусор, хвоя, листья с
деревьев тоже, все шло на полосу. Урожай урожаю и помогал. К минеральным
удобрениям, когда о том стали говорить, отнесся с осторожностью. У земли, по
нутру ли то ей, и надо спросить. Питание нивы в самой почве должно
возникать, ею приниматься. Не принятое ей - яд для нее. И человеку,
животному от этого худо, коли растение им пропитается. Все живое в пользе
друг для друга и должно жить-расти.
Разговоры о пахоте, о крестьянстве велись мужиками на досуге, как
обычно, в пасхальную неделю гулевую нерабочую. Отец в этом видел резон,
подсказанный земледельцу самой природой: "Перед севом самое время отдых душе
и телу дать. Позагадывать, что в сусеке твоем будет осенью". У иных вызывали
улыбки рассуждения отца: "Чудаковатый мужик. Вчера то же было и завтра оно
же. Гуляй, веселись, вот и воля душе". И степенные мужики дивились: "Вроде и
не жадный Игнатьиыч, а не живется как всем, больше чего-то ему надо...
"Ублажение родительницы", придумает же?"
В домах, как и принято было в деревнях, в своих печках хлебы пекли, в
праздники, часто и в воскресения, пшеничные пироги. Зерно тоже по-своему
размалывалось моховскими мельниками Ворониными. Но хозяйки жаловались на
свои пшеничники: тесто не подошло, осело при выпечке. Будто непропеченное
все липнет к зубам. Обижались на дрожжи. Мать, Анисья Васильевна, угощала
старух и нищенок своими пирогами. И те дивились простодушно: "У тебя,
Анисьюшка, как из крупчатки, белы и пышны. Что уж за секреты?.." Бабы
глядели на квашню, приходили к матери за опарой. Но пироги у них пышными все
равно не выходили.
Отец и тут объяснял причины: "Не в дрожжах, и не в печке и квашне дело,
а в земле, как ты ее обрабатываешь, и в семенах. От них вкус и пирогов и
хлебов. Берите у меня на посев пшеницу и рожь, сейте". Мужики брали, сеяли.
Но не у всех ладилось. Усердия не было и терпения не хватало. Радетельной
любви земля не испытывала, и не открывала свои тайны.
Отец втолковывал мужикам вроде бы немудреные понятия. Как надо зарывать
навоз, в каждом поле по-разному, чтобы плодородия прибавилось. Говорил и
показывал, как распознать спелость пашни. Наука земледельца не всем и не
сразу открывалась в словах его. постичь ее не у всех терпения хватало. Да
кому-то и не дано. Но чем усерднее твои старания, тем больше они рождают
задора в душе. А засевшие мысли в голове, вроде и праздные, рушат
беззаботный покой. Но с этим "покоем", кому-то и не хотелось расставаться.
Лень и брала свое. "До всех тайн хлеборобства никому никогда не дойти, -
говорил отец мужикам. От того и будет у пахаря к этим тайностям вечное
стремление. Из одного узнавания возникает другое. Все любознательным дела и
хватит на всю жизнь". Так отец и взывал своих моховцев к труду
сотворительному. Но "сотворение" - это опять же удел избранных.
На поле за Шелекшей полоса Кориных была рядом с полосой Жоховых. Обе
упирались в Лягушечье озерцо под Татаровым бугром. И наделы равные - у тех и
других на шесть едоков. Выезжая с плугом или бороной на поле, отец говорил
Федосье Жоховой, матери Сашки Жоха, чтобы и она выезжала, самая пора. Но
Жаховы к "поре" не поспевали, все что-то мешало... Отец выгребал конной
волокушей, сделанной по его "выдумке" кузнецами Галибихиными, перегной из