"Павел Кочурин. Коммунист во Христе, Книга 2 " - читать интересную книгу автора

расстегнутого во-рота рубашки высовывались на груди седые волосья. Голова
белая, распушенная, похожая на шар одуванчика с необлетевшим еще пухом и
горделиво выделявшаяся в мураве. шля-па из соломки, пожелтевшая до
золотистости, лежала на раскладном стульчике.
Взглянув на поле, на свой холст, ровно куда-товдаль, художник как бы на
миг ушел в себя.
- Отвлекли вот вас, - стал было извиняться Николай Петрович, заметив
это состоя-ние художника. Александра и Дмитрий Данилович смотрели на картину
и поле, сравнивая то и другое. И были как бы в единстве с художником.
- Наоборот, наоборот, - оживился Андрей Семенович, обернувшись к
Николаю Петровичу. Простер руки над нивой, указывал на ее ширь, раздумно
перемолчал какую-то свою мысль, высказал:
- Мне не хватало пространственного объема, взгляда за грань видимого
глазом. Вроде как выхода к конечной бесконечности, одоление на то запрета в
себе. Птицы при-тихли, солнце в истомном мареве, напряженность световая
стушевалась. Все и застыло в ожидании... Вы подошли и разрушили затаившееся
движение. И пошли волны из далей пространства от одного живого к другому.
Безмолвие не есть покой. Тут все та же тайна - действо множества стихий.
Разгадка их и может обнажаться в случайности... Поле вспа-хано, засеяно и
оставлено до другой поры. Но и тут оно жаждет взгляда пахаря. Неруко-творная
природа свыкается сама с собой, а поле - досотворение пахарем Божьего
мира... Это движение бесконечное... Если такого ощущения написанная картина
поля не вызывает - лучше на само поле смотреть. Поле - твоя любовь через
пахаря самой жизни, а жизнь сама - она во Вселенной... Пахарь - первородное
дитя Мироздания. Понимание себя Вселенским человеком и должно придти к тебе
через пахаря... Без Солнца нет живого поля. А Солнце-то - в бесконечности. И
в то же время рядом, в самом тебе... А что, если человек и есть неизмеримо
малая Вселенная?.. Или Вселенная - преогромный человек, возродившая из себя
малое, тебя вот. И такое вот в голову приходит при раздумьях всего лишь об
этом, вроде бы обыкновенном, поле.
Андрей Семенович вел разговор как бы с кем-то и им самим невидимым, но
при-сутствующим тут. И вдруг, как бы по подсказу его заметил, что рядом
молчаливо стоят те, для кого он и пишет свою картину их поля. Но вот для них
это их поле - просто зеленая пашня, как и все поля по весне. А он вот свое
на нем выглядел, чего для них может и нет... А что если через его картину им
и откроется тайна, которую мысленно он зрит и пытается выказать в картине?..
Дмитрию Даниловичу были понятны рассуждения художника о Даниловом поле.
Он, как и Андрей Семенович, был отягощен причастностью ко всему, что
происходит и свершается вокруг. Ему ведома и тайна Татарова бугра и
Лягушечьего озерца, открытая Старику Соколову Якову Филипповичу
затылоглазником - красным комиссаром, лично-стью загадочной. Эту тайну взяло
в себя Данилово поле. И художник выводит ее из тьмы на свет. Но без пахаря
не могло быть этого поля и тайна осталась бы замурованной в Та-таровом бугре
и на дне Лягушечьего озерца. Исчез бы причастный к этой тайне и крас-ный
бор, прозванный моховцами Устьем. И многого другого, дорогого тебе, на
чуточку убавилось бы. А то, что оно не исчезло, не убавилось, важно не
только им самим, но и всему миру земному.
Александра, слушая художника, кивала слегка головой. Как бы утверждая
его вы-сказы в своих раздумьях: "И правда, чего бы страшиться своих-то
вольных мыслей. В природе много тайн и мы рабы их невольные. Ровно пологом