"Федор Кнорре. Оля (повесть) " - читать интересную книгу автора

Глава четвёртая

Ожившая к весне муха с громким жужжанием зигзагами пронеслась через
весь класс, брякнулась с ходу об стекло, разом затихла, и в классе опять
стало скучновато. За окнами вздрагивали на ветру голые ветки берёзы, на них
сидели две чёрные блестящие галки и, как на качелях, раскачивались
вверх-вниз, просто смотреть было завидно. И ведь свалятся с пятого этажа -
ничего им не страшно! Но и галки, вполголоса обменявшись мнениями о чём-то,
сговорились и разом улетели, и стало опять совсем скучно.
Анна Иоганна читала вслух басню Крылова "Мартышка и очки". Раскрытую
книгу она держала в левой руке, а в правой у неё, как всегда, был наготове
длинный карандаш. Наверное, для того, чтобы исправить, если понадобится,
какую-нибудь ошибку в книге. Или, на худой конец, поставить на последней
странице автору басни отметку за письменное сочинение.
В начале урока, когда она своим бесстрастным голосом прочла "Мартышка к
старости слаба глазами стала...", ребята было оживились, обрадовались
мартышке, как родной, и приготовились повеселиться, но не тут-то было.
Карандаш, поставленный торчком, угрожающе застучал по столу, и Анна Иоганна
строго уставилась на класс, так округлив глаза, что каждому казалось - она
смотрит именно на него. При этом брови её высоко взлетали, и все знали, что
они так и не опустятся на своё место, пока в классе не наступит тишина.
Класс притих, замер, потом сонно посоловел, примирившись с тем, что
ничего весёлого не придётся ожидать ни от мартышки с очками, ни ото всех
ослов, козлов и косолапых мишек на свете.
Потом наступил ещё один взлёт лёгкого оживления: радужный солнечный
зайчик пополз по стене, вспыхнул на стекле футляра, под которым сидело
чучело черепахи, и всё ближе и ближе стал подбираться к очкам Анны Иоганны.
Все затаив дыхание ждали, ждали, и вот наконец зайчик заиграл у неё на носу.
Она неодобрительно тряхнула головой, призывая зайчика к порядку, и
постучала карандашом по столу. Высоко вскинула брови и уставилась глазами,
до того круглыми, что любая сова лопнула бы от зависти, на класс, робко
зашуршавший еле слышным хихиканьем.
Отвернуться от солнца она и не подумала, только встала со своего
места - раскрытая книжка в руке, длинный карандаш наготове - и продолжала
читать.
Голос у неё был холодный и как бы вполне беспристрастный, но главное,
до того невозмутимо спокойный и однообразно-уравновешенный, что ни капельки
не менялся, делала ли она выговор ученику или читала стихи Пушкина.
Так что, когда она читала: "В тот год осенняя погода стояла долго на
дворе, зимы ждала, ждала природа... Снег выпал только в январе"... Соломахин
Коля, оставь в покое свои уши, повтори, чего ждала природа?" - казалось, что
она не то проверяет Колю Соломахина, не то сводку погоды, составленную Сашей
Пушкиным.
Так как стрелки часов явно застряли и перестали двигаться, муха лежала
в глубоком обмороке, галки улетели, а зайчик потух, сонное оцепенение теперь
нарушалось только в те моменты, когда происходил обмен знаками с Петей
Жукачевым, у которого были часы. Кто-нибудь издали делал ему вопросительную
рожу, он на пальцах показывал, что до перемены осталось ещё двенадцать...