"Федор Федорович Кнорре. Никому, никогда..." - читать интересную книгу автора

- И так давно ихнее.
- Кулаки! - с презрением повторил чьи-то слова Егор.
- Откуда же кулаки? Анатолий - бульдозерист, даже отличный, а Людмила
и на птицеферме и в самодеятельности отличается, поет и пляшет с сестрами
своими. Люди как люди...
Стремительно подлетел большой дятел в красной шапочке, прицепился к
ветке с кормушкой и, сунув нос в консервную баночку, громко забарабанил по
жестяному дну. Отрывисто гикнул своим коротким кличем и, недовольный,
умчался низко над землей.
- Пускай не кулаки... Сам-то он даже ничего, только тряпка... А все
равно противно.
- Что это ты так.
- Ее слушать противно.
- А ты не слушай. У вас помещение отдельное.
- Не слушай!.. А стенка какая тонкая? Мне все слышно, противно...
Рассуждает, как она шифон-эр поставит, как сестру Лизку к себе поселит в
пристройку, а Тоньку... тоже, как все устроит после.
- Это, значит, когда я умру, - без интереса, даже без вопроса сказал
Старик.
"Ясно, просвечиваю насквозь, вон она и рыбка - вся на виду. И кто меня
за язык тянул?.." - со слабым раскаянием подумал Егор. И вздохнул. Но
пятиться было поздно.
- Да разве это правда, что вы скоро умрете... или скончаетесь?
- Что-нибудь из двух, - дружелюбно, хотя и слабо усмехнулся Старик. -
Еще вот не выбрал.
Егор повалился на спину в траву и стал, глядя на облака, представлять
себе, как это бывает, когда умирают. Быстро зажмурился, замер, сказал себе
"я умер", но ничего не вышло. Ему хотелось как-нибудь загладить разговор.
- Знаете что? - Егор снова сел по-турецки. - Если тогда мы еще не
уедем с дачи... Можно, я вам на грудь надену и прицеплю ваши медали? Можно?
- Что ж, хорошо... - подумав, согласился Старик. - Пожалуйста...
Спасибо. Договорились.
- Договорились. А то они все такие... - Егор брезгливо сморщил нос. -
Невнимательные!
Старик задумался или устал. Уперся, сгорбясь, в края лавочки,
сощурился, рассеянно, чуть заметно улыбаясь - не тому, что было у него
перед глазами: Егору, сидящему по-турецки, траве в пятнах солнца и тени,
птицам, которые перепархивали и суетились в густой листве отцветшей сирени,
- а самому себе, наверное, своим мыслям.
Егор встал и поплелся к дому. На полдороге оглянулся. Не то что
Старика, а даже крыши баньки, приткнувшейся на задах участка, не было
видно... Становилось скучновато.
За лицевым штакетным заборчиком немощеная улица спускалась под уклон к
речке.
Промчался мотороллер, и следом за ним повис и долго стоял, медленно
редея, прозрачный занавес белой пыли. Хмурая собака озабоченно пробежала,
видно куда-то опаздывая. Две бабы с кошелками, непрерывно переговариваясь,
прошли, поднимаясь на пригорок, - наверное, со станции, поезд пришел.
- Это дом Духанина?
Девочка стояла на улице у штакетного забора и читала фамилию над