"Федор Федорович Кнорре. Олимпия" - читать интересную книгу автора

- Да-да... Мы смотрели, как эти толстяки поднимали свои штанги с
чугунными тарелками, и они казались нам такими толстокожими и
самодовольными. А я выбрала себе одного и стала за ним следить. Он так
старался, так натуживался и чего-то все-таки не смог поднять и потом стоял
в сторонке такой жалкий, как побитый, и мне стало так его жалко, ты
представить не можешь... Ведь он поднял очень-очень много, а в публике все
от него отвернулись и хлопали только тому, который на полтарелки больше
поднял, а это несправедливо и неправильно.
- Ну что же делать? Это был чемпион! Рекордсмен!
- А ну их, этих чемпионов! Ведь все человечество состоит из
нечемпионов... Что же, они все должны считать себя неудачниками?..
- Ты просто все переводишь на свое настроение... Ты пойми, это даже
унизительно - плакать из-за какой-то... - Он нашарил на ночном столике
очки, надел и сел в постели, опираясь спиной о подушки.
Она боролась со слезами, которые ей мешали говорить. Ей хотелось
рассказать о своей великой любви к искусству, о своей мечте когда-нибудь
суметь передать своим негибким голосом что-то, что она чувствовала и знала
хорошего про жизнь и чем ей хотелось поделиться с людьми, что имело
какое-то самое прямое отношение к ее жизни и всей жизни вокруг.
Но вслух она сказала:
- Ну что ж, Ваня, у нас была мечта... Олимпия... Она не осуществилась,
но ведь она не умерла, она живет с нами.
- Да, да, да, конечно, вот ты ж сама видишь! - с восторгом подхватил
Иван Сергеевич.
- Ведь есть же у человека своя главная мечта, которая светит тебе всю
жизнь. Как звезда...
С невыразимым облегчением Иван Сергеевич хватает ее руку, несколько
раз целует и, не отпуская, торопливо гладит.
- Мне ее просто жалко, - тихо говорит Валерия Александровна. - Я
слушала ее сегодня. Она далеко не пойдет. При всей своей ловкости. Она
скоро сойдет, только сейчас она еще этого не знает. Вдруг разом утихнет шум
вокруг и погаснет свет. И тогда у нее не останется ничего. Олимпия? Это для
нее ступенька лестницы. И кто ее тогда возьмет за руку? Булахович? Нет...
там совсем другое дело, даже говорить не о чем... На нее не стоит
сердиться. Мы не станем писать ей язвительных записок, просто вежливо
объясним, чтобы она оставила нас в покое. А сердиться на нее не стоит - она
просто еще не знает.
...Начинается новый день, звенят звонки в квартире, хлопает дверь, и
начинает гудеть лифт. А вечером приходят двое из домового клуба и просят
Валерию Александровну принять участие в вечере строителей, закончивших
постройку дома в соседнем квартале.
Валерия бежит к зеркалу, со страхом гладит ладонями припухшее от
ночных слез лицо, говорит мужу, что в таком виде петь она не может и вообще
она же решила больше не петь, и Иван Сергеевич быстрыми шагами марширует
несколько раз, как парламентер, по коридору туда и обратно и наконец
объявляет, что Валерия Александровна не совсем здорова, но постарается
прийти. Да, ровно к шести. Нет, она никогда не подводит. Она никогда не
опаздывает.
А она, сидя перед зеркалом, начинает пробовать прическу к вечеру,
чувствуя знакомую легкость в теле, и уже волнуется, слыша, как за ее спиной