"Федор Федорович Кнорре. Шорох сухих листьев" - читать интересную книгу автора

Она подвигает к себе тарелку, навивает, как на вилы, небольшую охапку
капусты на вилку, подозрительно нюхает, поднеся к носу, и убедившись, что
пахнет старой кислятиной, самоотверженно отправляет лохматый стожок в рот.
Жует она неукоснительно и добросовестно, сохраняя непреклонное выражение
лица, как человек, не позволяющий себе уклоняться от выполнения долга, и
заметно, что при этом получает удовольствие именно от того, что капуста
невкусна и пахнет затхлым, а она вот ее ест! Вот вчера ела! И вот завтра
будет есть!
- Если что-нибудь случится... ужасное... я не представляю себе, для
чего же я тогда буду жить, ну для чего?
Сквозь капустный стог во рту Казимиры доносится невнятно:
- У вас есть племянница. А у меня нет никого.
- Что такое племянница? - безнадежно вздыхает тетя Люся. - Племен
никаких теперь нету и что значит племянница? Свояченица?.. Когда я вижу
написанное слово "свояченица", это мне почему-то напоминает "яичница",
чепуха какая-то...
- Не знаю. Мне приятно было бы знать, что у меня где-то есть на свете
племянница. Я бы могла к ней привязаться. Хотя не уверена.
Наконец обе вспоминают, что можно выйти погулять с собакой и таким
образом встретить Платонова. Тетя Люся зовет собаку Мишей, а Казимира
Мишкой, и тот, завалившийся было с горя спать в своей будке, с восторгом
откликается лаем и первым вылетает за калитку.
Расплескивая лужи, подходит освещенный автобус. Платонова нет, и
женщины до следующего автобуса, который будет только через десять минут,
идут по обочине дороги к Набережному бульвару, взбираются на горку, откуда
видна сверху речка, и стоят, провожая глазами цветные огоньки маленького
пароходика, тянущего за собой низкую баржу с избушкой на корме, где дымит
труба и в квадратном окошечке уютно светится за занавеской огонек. Тетя
Люся с завистью думает о том, как хорошо бы в таком домике сидеть у
топящейся печки и потихоньку плыть по темной реке...
Когда они неторопливо возвращаются обратно, у калитки, через дорогу от
их дома, стоит соседка Майка, жена шофера Полухина. Скрестив руки на груди,
вся сжавшись и сунув ладони под мышки, она ежится в легком платье от
вечерней сырости и нетерпеливо вертит головой, осматриваясь по сторонам.
Первым из темноты выскакивает Мишка, и, узнав его, Майка, перепрыгивая
лужи, бежит через дорогу:
- Где же вы все попропали? Окна темные, никого нет! Стучим, стучим!
Николай Платоновича нету?
- Он в школе. А что случилось?
- Случилось ничего! Ему телеграмма! - Майка оборачивается к своему
дому и кричит: - Ле-еша! Давай сюда живей, пришли-и! - И сейчас же слышен
грохот каблуков скатывающегося по лестнице со второго этажа Леши, и он,
вытирая рот, что-то дожевывая, выскакивает на крыльцо.
Увидев его, Майка всплескивает руками и начинает хохотать:
- Да чего ж ты прибежал, как дурачок, с пустыми руками. Телеграмму
неси!
Леша молча поворачивается и, махая через две ступеньки, несется по
лестнице вверх.
- Эта телеграмма из Москвы, а один раз, тоже я расписывалась за вас,
была из Парижа, вот это интересно, да? - говорит Майка.