"Федор Федорович Кнорре. Одна жизнь" - читать интересную книгу автора

спросила:
- А хотите, я вам свое окно покажу?
- Ну конечно, - серьезно сказал Колзаков.
- Тогда стойте вот тут и смотрите на самый верх. Во-он я оттуда
высунусь.
Перед тем как закрыть за собой дверь театра, Леля мельком оглянулась.
Колзаков стоял, дожидаясь, на тротуаре. Артиллерийский козырек фуражки
с какой-то мрачной лихостью надвинут на правую бровь. Все на нем
выгоревшее, старое: гимнастерка, галифе, сапоги. Весь какой-то
обтрепанно-подтянутый...
Взбегая одним духом по лестницам, она опять заметила, уже не в первый
раз, что, бросив один взгляд, мельком, на человека, она продолжает потом
его видеть некоторое время, может рассматривать, улавливать новые
подробности. Теперь она заметила-вспомнила, что ниже кармана брюк у
Колзакова шел крепко зашитый шов после какого-то разреза. А еще минутой
позже вспомнила, что он прихрамывал.
Добежав до своей комнаты, она вылезла на подоконник и высунулась из
окна как можно дальше.
Колзаков стоял и серьезно, без улыбки смотрел, закинув голову, на ее
окно. Она помахала ему обеими руками. Он постоял, точно в раздумье, кинул
руку к козырьку, сделал движение уходить, остановился и тоже помахал
рукой...
Наконец была назначена и началась первая настоящая репетиция
"Баррикады Парижской коммуны", которую Леля ждала с замиранием сердца,
волнением и трепетом. Ролей в пьесе было почти в два раза больше, чем
актеров в труппе. Многим приходилось играть по две, а то и три роли.
Кастровский вначале играя развратного версальского аристократа,
министра, а начиная с середины второго действия - старого
рабочего-коммунара, которого расстреляли по приказу этого самого министра.
Это обстоятельство очень забавляло Кастровского и служило неистощимой
темой для шуток. Леля играла противную для нее рольку камеристки графини, а
потом любимую - мальчишку-барабанщика, героически погибающего на баррикаде.
Репетиции шли вяло, роли путались, и актерам то и дело приходилось
вымарывать или вписывать в свои тетрадка чужие реплики, чтоб заполнить
пустоты.
Графиня - Дагмарова, в изнеженной позе облокотившись о пыльные
ступеньки, изображавшие козетку, и томно обмахиваясь веером, обернулась на
стук. На сцену вышла Леля - камеристка и доложила:
- Маркиза де Монплезир, мадам!
- Просите... - проворковала Дагмарова, изящно щурясь.
Наступила недоуменная пауза. Выходить было некому. Роль маркизы в
первом действии читала сама Дагмарова...
- Ерундистика, однако, получается... - досадливо сморщился Павлушин,
нетерпеливо оглянулся и вдруг схватил за руку смиренную костюмершу: - Анна
Игнатьевна!.. Выручайте! Тут же всего три фразы у маркизы, вы прекрасно
справитесь!
Костюмерша обомлела, попятилась и замахала руками, но в глубине души
была польщена.
Дагмаров притащил шляпу с перьями, уверяя, что она очень поможет войти
в роль, и, ободряюще похлопав Анну Игнатьевну по плечу, подтолкнул на