"Федор Федорович Кнорре. Одна жизнь" - читать интересную книгу автора

поднимались стоймя. Наконец он нервно отвернулся от зеркала и швырнул щетку
на свою скомканную, запыленную постель.
- Прошу всех сохранять дисциплину и спокойствие. Я иду!
Маврикий его уже давно дожидался. Они слезли по железной лесенке на
рельсы и по шпалам зашагали к станции.
На переполненной солдатами станции их жалкий "штатский" мандат
показался почти комичным, совершенно ничтожным рядом с грозными военными
чрезвычайными мандатами всяких особоуполномоченных.
Их даже толком слушать не стали, да еще обругали и высмеяли за то, что
они позволили себя отцепить.
- Позвольте, но ведь мы не сами себя отцепили! - оправдывался
Маврикий.
- Ах ты сиротка, - с гадливостью оглядывая жалкую фигуру Маврикия,
сказал громадный матрос с казачьей шашкой. - Ты меня вот попробуй-ка
отцепить! - и похлопал себя по животу, где, как гири, оттягивая ремень, у
него висели чугунные гранаты.
Маврикий, питавший врожденное и непреодолимое отвращение ко всему, что
могло колоть, рубить, стрелять, а тем более взрываться, попятился от
матроса, пряча назад руки, как от ядовитой змеи, и необыкновенно ловко,
даже опередив Павлушина, нырнув за дверь, вернулся на пустырь к актерскому
вагону.
И тут режиссер Павлушин, сам перепугавшийся до легкого заикания во
время переговоров на станции, вдруг почувствовал себя глубоко оскорбленным
и униженным, пришел в бешенство и обрушился на Маврикия.
Дав полную волю своей ярости, он, топая ногами, истерическим голосом
выкрикивал, как бывает в таких случаях, полную бессмыслицу насчет того, что
он чего-то не позволит, еще покажет, не допустит!
- Это вы отвечаете, что нас отцепили!.. Вы ответите! Вы бесстыдный
человек.
Маврикий, с полным равнодушием относившийся к оскорблениям своей
личности, шмыгал носом и бубнил в паузах:
- Хорошо, ну бесстыдный, ну ладно... Ну отвечаю... Вот я стою перед
вами и отвечаю. Пожалуйста. Вам легче?
Истерические выкрики Павлушина взбудоражили всех актеров. Дагмарова
всхлипывала, повторяя: "Я ничего больше не хочу! Пусть нас оставят в
покое!" Кастровский довольно спокойно, но с нарастающим возмущением
повторял: "Безобразие! Безобразие!.."
Все наступали на Маврикия, требуя, чтоб он немедленно шел обратно на
станцию и добился отправки.
Маврикию ужасно не хотелось идти, но и оставаться на месте было не
лучше. Он повернулся и поплелся к станции.
По пути он случайно заметил Лелю Истомину. Она сидела за опрокинутой
вагонеткой с книгой на коленях.
- Вы слышали крик? - усмехнулся Маврикий. - Сумасшедшая будка на
колесах. Из-за чего? Ну, нам отказали. Даже, пожалуй, немножко обругали и
слегка выгнали. Большое дело! Зачем эти истерики!.. Знаете что, Истомина?
Пойдемте сходим вместе!
- Чем же я вам помогу? Смешно!
- Мне не надо помогать. Просто они с мужиками там очень грубиянят. А
при вас они поаккуратнее будут, а?