"А.В.Клюев. Свобода от смерти " - читать интересную книгу автора

О бабушке моей надо сказать особо. Родом она из села Большие Городенцы,
примыкавшего к уездному городку Венев Тульской губернии.
В детстве никакого образования не получила. Попав в двенадцатилетнем
возрасте в Москву, "в люди", научилась только читать. Читала она до конца
жизни всегда вслух, пришептывая и по слогам, преимущественно русские сказки.
Доброта, сердечная искренность и фанатическая преданность семье и близким -
вот то, чем она жила. Долгие годы бабушка была моим Ангелом-хранителем. Я же
часто бывал несправедлив к ней, тяготясь опекой, но однажды она в буквальном
смысле спасла мне жизнь.
Для бабушки, недавно потерявшей младшего сына, я стал его воплощением,
и она до конца своей жизни болезненно опекала меня, что, естественно,
вызывало во мне острое чувство протеста.
Факт своего существования в этой жизни я ясно осознал в двухлетнем
возрасте. Перед Новым, 1950 годом из Польши к нам приехал сослуживец отца и
передал от него подарки. Я в деталях помню все нюансы его пребывания у нас
дома и мельчайшие подробности своего поведения. Можно сказать, что с этого
момента жизни память души (или психического существа) сохранила все
радостные и мрачные события, так или иначе коснувшиеся моего сердца.
Начиная с двухлетнего возраста, каждое лето я выезжал с бабушкой в
деревню на ее родину, где до начала моей учебы в школе мы жили по пять
месяцев в году. Деревенская свобода поначалу давалась мне с боями, так как
весьма трудно было освободиться от неусыпной бабушкиной опеки. Но когда это
удавалось......
Несмотря на почти сорокалетнюю разницу в возрасте, мы были удивительно
близки по духу с моим двоюродным дядей. Дядя Костя сумел до преклонных лет
(сейчас ему около девяноста лет) сохранить свежее, детское восприятие жизни
и радость существования - просто существования, вне зависимости от
чего-либо. Он мог, например, в теплый летний ливень вместе со мной,
пятилетним мальчишкой, в одних трусах выскочить на середину деревенской
улицы и, восторженно крича, радоваться дождю. Он очень деликатно подводил
меня к выбору того или иного варианта поведения в различных ситуациях,
нисколько не ущемляя моей свободы. Когда он был со мною рядом, я всегда был
занят чем-то дельным - мастерил, чинил, полол или поливал огород, собирал
вишни в саду.
Праздником для меня бывали дни (а точнее, ночи), когда дядя Костя брал
меня с собою на работу в ночную смену. Я завороженно смотрел на дышащую
белыми клубами и перепоясанную приводными ремнями паровую динамо-машину, со
свистом и шипением выпускающую пар из многочисленных клапанов, на потного,
мужественного кочегара и волшебника-машиниста (которым, конечно, был дядя
Костя). В будни же почти все свободное время я проводил либо в огромном
старом вишневом саду, посаженном еще задолго до войны моим дедушкой, либо на
бескрайнем цветочном лугу, в который на задах плавно переходил наш сад. При
всей своей непоседливости я мог часами наблюдать ползающих и летающих
насекомых. Особенно меня завораживала (да и до сих пор) загадочная жизнь
муравейника. Наблюдая насекомых, или разглядывая причудливые соцветия
полевых цветов, или просто ничего не делая, я буквально исчезал, растворяясь
в Природе. Это были удивительные, часами продолжавшиеся мгновения. Дружил я
с некоторыми деревенскими мальчишками, но больше предпочитал уединение, в
котором мне никогда не было скучно. Отношение к животным (в основном к
собакам и кошкам) носило двойственный характер - от болезненной любви к