"Юрий Ключников. Мистический Пушкин." - читать интересную книгу автора

всеохватное видение бытия, факт "как труп в пустыне я лежал".
Пережившие такие озарения подвижники теряли сознание, седели.
Характерны стилистика "Пророка", насыщенная возвышенной лексикой,
печать торжественности на каждой строфе - свидетельство необычайной
ответственности, с которой поэт отнесся к мистическому факту своей
биографии.
Пушкин и мистика! Но это же несоединимо, - возразят многие.
Конечно, несоединимо, если считать мистику "нечто и туманну даль", над
чем посмеивался сам Пушкин, воплощение ясности, простоты и меры. Но
если такие качества превосходят все зримые и мысленные образцы, то
разве это не величайшая тайна?
Манипуляции средневекового химика, преобразующего с помощью
философского камня неблагородные металлы в золото, всегда относили к
области мистики. Но когда поэт соединяет обычные слова и нечто
необычайно-прекрасное - как это назвать? В конце концов дар алхимика
может сделаться проклятьем; древний царь жестоко страдал от того, что
каждое его прикосновение превращало вещи в золото. А пушкинские
прикосновенья, высветляли все, превращали материю обыденности в золото
гармонии, и благодать этих прикосновений люди сохраняли на всю жизнь.
Каким "философским камнем" владел поэт? Не мистика ли это высочайшей
пробы?
Среди лицейских друзей Пушкина были и заурядные чиновники, и
ловкие царедворцы, и неудачники, но как облагорожено лицейское
окружение лучами пушкинской идивидуальности. В противоречивой личности
Петра, вызывавшего и вызывающего до сих пор проклятия одних и пиетет
других, поэт увидел красоту и ужас, соединив несоединимое словами
"Божия гроза".
Выходит Петр. Его глаза
Сияют, лик его ужасен,
Движенья быстры. Он прекрасен.
Он весь как Божия гроза.

Но нигде пушкинское волшебство преображения матери не проявилось
так ярко, как в стихах о женщине. И первое, что приходит на ум, "Я
помню чудное мгновенье", - может быть, самый драгоценный камень в
ожерелье мировой любовной лирики. Столь высоко поднял женщину лишь
Блок в "Незнакомке". Но то, что прошло перед Александром Блоком
астральным видением, то Пушкин разглядел в земной женщине в Анне
Петровне Керн. С тех пор образ этой женщины, преображенной лирой
русского Орфея, - как молитва, как духовный порыв, как благословенные
розовые очки, через которые смотрит каждый здоровый мужчина на любимую
им женщину. Хотя... хотя очевидцы говорят, что Пушкин не щадил женщин,
к которым его чувство угасало. Лишь одна из них не знала охлажденных
чувств поэта, лишь к одной эти чувства постоянно росли. Это была жена
- наименее интересный объект для большинства сочинителей.
Пушкин, как природа, одновременно изменчив и постоянен. Он
больше, чем поэт, больше, чем мудрец, и основоположник чего-то. Он -
часть журчаний наших ручьев, шума листвы, синевы неба. Потому в эпоху
искусственности всего, творимого человеком, мы припадаем к пушкинскому
роднику, чтобы не захлебнуться в зловонных стоках конвульсирующей