"Сергей Антонович Клычков. Князь мира (Роман) " - читать интересную книгу автора

-- Ни щей тебе... ни заплатку поставить... сам посуди!
- Сквозь кулак дело видно... {{только, окромя земли, тебе теперь никто
не поможет!}} -- отрезал Филимон последнее слово, как ломоть, и даже не
простился с Михайлой, оборотил на Гусёнки, а к околичным воротам под верею
сразу повалил туман из чертухинского леса, и из тумана выкатился круглолобый
месяц, уставился боком на Михайлу, будто так вот и хочет сказать:
-- Ну и старый же ты куклим!

* * * * *

Какой был смысл в Филимоновых словах, надвое можно было понять, но
Михайла домекнулся впрямик: стариковское дело -- глядит в могилу, а руки
тянет к сметане!
"Да, -- думает Михайла, -- года как вода: текут, а куда?.."
Пошёл Михайла от Филимона домой и по дороге все обсудил: придёт сейчас,
поговорит обо всём ладами, и на утречко можно тронуть в дорогу, но, вошедши
в избу и разглядев впотьмах проснувшуюся бабу, напрямик всё говорить не
решился, а повёл речь издалека, потому что старик был всё же заносистый,
долгое время молчит, а уже если развяжет рот, так есть что послушать.
-- Где это ты, Михайла, шляешьси, полуночник... дня-то тебе,
греховоднику, мало!
-- Молчи, Марья, нишкни! -- сконфузился Михайла. -- По делу ходил...
богу в лесу помолился!
-- Благо за бабой никакое дело не стоит! -- перекрестила Марья зевок. --
Ложись, несь, Михайла, ложись!
-- Полно, Марья... что в спанье хорошего: цыган приснится!
-- И то вроде как снилось. Завалилась с коровами, ждала, ждала тебя:
гляжу -- нету!
-- Ты вот что говори, Марья, ты ведь у меня до божьего слова охотница...
вздуй светец: почитаю я те богонравную книгу!
-- Да мне что: читай, коли не усну!
Марья вскочила с постели и проворно вздула огонь, видно её всю до
подноготной, отвернулся Михайла и книгу с полки достал.
Марья забралась под шубу и подперла подбородок, привыкла она послушать
Михайлу, хотя мало что понимала. Читал Михайла враспев, как и все в старину,
на голос, а книга осталась Михайле после чурливого дедушки, и как называлась
она, шут её знает.
Будто потом уж она попала к гусёнскому масленику Спиридону, да это
никому хорошо не известно.
Читал Михайла эту книгу больше по памяти, потому что в грамоте не был
силён, а держал раскрытой на середине перед глазами, так как вообще-то был
охмуряло, отчего, может, всегда у него и выходило с на десято в пято -- то
смышлёно, то смешно, то грешно, то свято!
-- Слушай, Марьюшка, -- начал Михайла, водя по странице пальцем, --
слушай притчу про вьюношу Силантия и про блудную царицу Загубу... было сие в
старину, а и нам, несмотря, тоже знать не мешает.
Трещит, трещит, перед бедой должно быть, лучина в светце, и на бородёнку
Михайле падает клочьями свет, ещё теснее собирая на лбу крутые морщины: годы
ли их проложили, старость ли их провела и прострочила некая извечная дума?..