"Сергей Антонович Клычков. Князь мира (Роман) " - читать интересную книгу автора

"Его дело батрак!"
После этих самых лужков мужики старались только поклониться при встрече
пониже или... обойти на дороге.

* * * * *

Сколько тут времени прошло, кто его знает, всего не упомнишь!
Жили раньше, не торопились, и день был гораздо длиннее.
В общности, жили ровненько!
Правильно же доподлинно то, что Марья в кую-то пору отяжелела, почему и
стали тут иные говорить про лучинку, мало всё-таки веря и пономарю, который
по срокам не выходил, если вспомнить, когда он с колокольни свалился, и
чёрту тоже не очень, который хоть и жил будто бы у Михайлы в батраках и спал
с Марьей на полати, но никто ведь за рога сам не держался!
К тому же раздуло Марью, страшно было смотреть.
Думали бабы: "Двоешки! Непременно двоешки!"
-- Чтой-то, Марьюшка, как тебя расхлестнуло?.. -- шептали они Марье при
разговоре, оглядываясь, нет ли поблизости мужика, когда та выйдет под вечер
на серёдку и присядет на завалинку вместе с другими. -- Смотри: так ли у
тебя всё, как надо?..
Марья же тупо улыбалась распухшими губами и охорашивала передник на
страшном животе, видно, что баба что-то таит или сама ещё хорошенько не
знает...
-- Бог милослив, бабы!
Всегда она с этим ответом потуплялась и прятала от баб глаза -- словом,
никому не проговорилась, что ходит к ней с памятного дня пономарь с того
света и в поминовение своей грешной души носит просвирки.
На том самом месте опять стоит чучело, не насеешься иначе гороху на
воробьёв, только Марье проходу не даёт и во сне даже снится, и Марье это
теперь даже не страшно, потому что хоть и хороший старик Михайла, и сила к
нему бог весть откуда вернулась, но борода у него как кострика и набивается
в рот -- не продышишь, а у пономаря была бородка аккуратная и зубы в бороде
как частокол...
Сама Марья не знала, с чего она так затяжелела, уж не от мёртвой ли
присухи у неё так раздуло живот, мучилась сама втайне ото всех и часто
плакала, прислонившись где-нибудь за печкой в тёмном углу: с таким
разговором к людям не выйдешь...
Но раз в самую полночь, когда в утробе сильно под рёбра колотнул ножкой
младенец, не утерпела, подкатилась к солдату в Михайловом виде и зашептала
ему в ухо:
-- Михайл... а Михайла?..
-- Что тебе, дура?..
-- Откуль у тя сила?..
-- А что тебе знать?..
-- Бабы смеются!
-- А пусть их смеются: смеются всё лучше, чем плачут!
Повернулся от Марьи на другой бок и снова захрапел, а поутру, ещё рук не
сполоснул, сильно прибил:
-- Корове помои, а бабе побои: обе сыты и будут!
Но Марью, видно, вконец одолели расспросы и своё любопытство, отступу