"Сергей Антонович Клычков. Князь мира (Роман) " - читать интересную книгу автора

поймёт: пришёл он али уходит?
Да и в самом-то деле: чем не Михайла?..
Михайла и Михайла, и палочка в руках, и бородёнка торчит для порядку, на
манер того козла, которого тверские мужики по дурости своей на колокольню
тащили, только с походки вроде как поживее да потвёрже, должно, по той же
солдатской привычке, которую никаким армяком не прикроешь от сметливого
глаза, но бабам такая тонкость была невдомёк, хотя Михайла очень уж загребал
ногами, потому что болела у него с малых лет поясница будто бы от тяжёлых
подъёмов и в ногах было дрожанье.
Солдат прошёл мимо баб, отсчитал третий дом от краю по левой руке,
подошёл не торопясь, видит: дом так себе, не ахтишная стройка!
Крыт под щётку соломой, на соломе с краю крапива, и в крапиве на тепле
весело бабочка вьётся, под окнами стоит рябина или черемуха, не поймёшь:
лист чуть разбила и выставила только ушки, окна скособочились и смотрят в
землю, да и вся изба сильно подалась вперёд, будто тоже собирается куда-то
за хозяином идти, да никак не сдвинется с места.
"Под крышей бобыль, -- подумал солдат, присаживаясь на крыльцо, -- а
повыше ковыль!"
Поглядел солдат на дверку: замок с хитрым отпором, кованой меди, видать,
что Михайлова жена куда-то тоже ещё с утра устегала.
-- Известно дело, -- ухмыльнулся солдат, -- баба-то видно, что да!
Достал было кисет и начал уж крутить козью ножку, да вспомнил про
Михайлу, что тот ни водки, ни табаку за всю жизнь не употреблял, сунул кисет
под застреху, сидит -- лик постный, ждал-ждал, все глаза проглядел на
серёдку.
-- Ишь ты, шлёнда! Ну да ладно: подарю сапожки -- подожмёшь ножки!
Только к обеду, когда отзвонили на чертухинской колокольне и последний
удар укатился далеко куда-то за наши леса и поляны, через деревни и сёла, к
тому, может, синему морю, на берегу которого стоит бесплатёжное царство, --
солдат разглядел: идёт из-за дворов Михайлова молодуха, будто крадётся от
людского глаза, хотя кому какая нужда подсматривать, подошла к огороду сзади
Михайлова дома, и с ней рядком кто-то вроде ей на ухо шепчет, одной рукой на
избу показывает, а другой обхватил посерёдке и не пускает, но Марья, видно,
уже разглядела солдата, отпихнула вздыхателя от себя, и тот споткнулся и
повалился в межу, а Марья будто чуть вскрикнула и заспешила, словно куда
опоздала.
-- А-а-а... Эн оно что, -- щёлкнул солдат.
Отвернулся, как будто ничего не заметил.
Марья подошла и поклонилась, платочек на голове поправила и грудь
подперла рукой, чтобы не так заметно было волненье из-под ряднины.
-- Аль уж вернулся, Михайлушка? -- Голосок виноватый.
- А ты не ждала небось? - сердито ответил солдат, не повернувшись. --
Где это тебя с такой рани нелёгкая таскала?
-- В церкву, Михайла... к ранней ходила! За тебя помолилась!
-- Подумать только, праздник какой: молодой пономарь!
-- Да что ты, Михайла, в уме?.. -- всполохнулась Марья. -- Мало что люди
болтают, всех слушать, ушей не хватит. На-ка просвирку!
-- Знаем мы эти просвирки -- в середине дырки!
Марья ушам не верит: никогда до той поры её Михайла и голосу не подавал,
где была, куда ходила, как и нет его, старик очень тихий, согласный, вся и