"Сергей Антонович Клычков. Князь мира (Роман) " - читать интересную книгу автора


Премного лет тому будет назад, сколько -- точно трудно сказать, а если
считать, так на руках пальцев не хватит, -- словом, очень давно жил в нашей
округе преподобный мужик Михайла Иваныч Бачура.
Слово раньше ценилось на вес, а потому и фамилия такая, можно сказать,
неспроста, а по причине: получил её Михайла Иваныч от дедушки, который тоже,
должно быть, был чудной человек.
Сначала всему удивлялся:
-- Ба, дескать, ба-а, что-о случилось!
...а потом сильно чурался:
-- Чур меня, чура! Дай, дескать, бог, чтобы такое не случилось со мной!
...Отсюда и вышло вместе: бачура!
Бачурин!
Фамилия по нашей местности известная всем и каждому, в ту же пору
Михайла, несмотря на такую дедушкину память, сам-то больше всё же прослыл по
прозвищу Михайла-с-Палочкой, или, что то же, Михайла Святой!
Святой, конечное дело, не святой, потому что у нас, в мужицком быту,
святой только с иконы снятой -- святость тайное дело, но мужик и в самом
деле ничего, если то смекнуть, что и все-то мужики как в поле трава: издали
так же сливаются они перед глазами, хотя каждая травинка и пахнет по-своему,
и на свой голос шумит!
Мужик и мужик, каких в старое время было хотя и не много, но и не мало:
с бороды козёл, со нраву -- ни добр, ни зол, со слов вроде как угодник или
угоднику сродник, всё по обету да по старинке, насчёт хмелинки ни в рот
ногой, тишины беспримерной, первый за шапку при встрече, первый в поклон при
расставанье, не человеку бо кланяешься, а ангелу, стоящему у него за плечами
(о том, что вместо ангела мог стоять тоже чёрт, Михайла даже страшился
подумать!), оттого-то тихий с лика, тихий с поступи -- и глаза такие
бездомные, все в мелких морщинках, хоронящих каждому робкую улыбку,
застрявшую в бороде хилым, убогим цветком... говорит с тобой, а сам упрётся
куда-то под бегучее облако вдаль и словно вдали всё разглядывает кого-то и
ждёт между простых и незначащих слов сказать вдруг некое тайное слово, --
встренешь такого где-нибудь на дороге, непременно сочтёшь за ходока по
святыне, потому что и в руках сукастая повыше головы, на конце с загогулиной
палка, с какими только странники ходят, и глаза каждого обернуться заставят:
то ли заплаканы они, то ли надул в них ветер, и с ветром упали в их тайную
глубину бескрайные полевые просторы, о которых издревле тоскует мужичья
душа?
Словом, со спины -- горбыль, а на чины -- бобыль!
Из-за этой самой палочки, а может, также по всегда отринутым заплаканным
глазам Михайлу, должно быть, больше всего и прозвали Святым.
Когда на него ни поглядишь, на сходе и в огороде, -- всегда он с ней с
юных лет, будто собирается всю жизнь куда-то очень-очень далеко идти, да,
видно, никак не то сторону выбрать не может, не то родная земля крепко за
ноги держит и не пускает.
Чудной был старик!
Иной раз выйдет из дома, потрётся, почешется на крыльце, а как увидит
кого на селе, сразу вдруг заторопится, заспешит с озабоченным видом, как
будто по делу, куда-нибудь к чужим сараям или на огороды, а дойдёт до
околицы -- шагу убавит, постоит, обсмотрит всё слезящимся глазом и...