"Ольга Клюкина. Художник и его мамзель " - читать интересную книгу автора

представления, свободные...
Вот тебе и понятия: ни у кого ничего нельзя спросить, а тем более - в
официальный розыск подать. Первый вопрос: а ты кто такая?
Деревья обступили Любу со всех сторон и опасно шевелили ветвями,
которые были похожи не на узоры, а на неестественно длинные, тонкие руки.
Тук-тук-тук - вдруг снова послышался за стенкой четкий рабочий стук.
Наверное, Павлуше сегодня тоже не спалось, и он потихоньку сколачивал
свои подрамники, думая, что его никто не слышит.
Тук-тук-тук...
Он был где-то рядом, работал, старался изо всех сил, как будто хотел
сказать: эй, нам ли унывать?

Глава третья
Обнаженная натура

Люба пыталась сосчитать, сколько пар глаз на нее смотрят в упор, но
всякий раз сбивалась со счету.
Впрочем, одни глаза она узнала сразу: они глядели на нее с ненавистью.
Полина сидела в углу, сосредоточенно сдвинув брови, и быстро чиркала по
листу бумаги карандашом. Чтобы волосы не загораживали лицо, она перевязала
лоб каким-то пестрым платком и была похожа на разбойницу. По крайней мере
сегодня в Полине проглядывало что-то задорное, лихое и даже по-своему
привлекательное.
Встречаясь с ней взглядом, Люба всякий раз отводила глаза. И кто ее
дернул на вчерашнем дне рождения прыгать голой перед незнакомыми бородатыми
пьяницами? Вроде бы и выпила совсем немного... Хоть бы кто-нибудь остановил,
что ли?
Сама-то Полина ведь раздеваться и вступать в дурацкое соревнование не
стала.
Умная девушка. Или просто знает, что ей показать нечего? Но быть
натурщицей, оказывается, тоже не сахар...
Люба страдальчески закатила глаза к потолку и постаралась отвлечься,
подумать о чем-нибудь приятном. Но ничего не получалось. Стоять в одной и
той же позе, не шевелясь, на самом деле было ужасно трудно. У нее даже
колени дрожали от напряжения и, как назло, чесалось то в ухе, то во всем
теле сразу.
И кто ее дернул за язык согласиться на такую работу? Легче трое суток в
две смены за официантку и за посудомойщицу отпахать.
На стенке невозмутимо тикали большие часы, и с каждой минутой в душе у
Любы нарастало дикое раздражение. На студентов, которые равнодушно скользили
взглядами по ее обнаженным бедрам, плечам, животу и потом снова утыкались
носами в свои листки. На Павлушу, который отдал ее на это поругание. На
Полину, похожую на пиратку. На все эти белые гипсовые головы с открытыми
ртами, на по крашенные зеленой краской стены... Все, все в этих стенах было
против нее!
Но самим гадким из всех оказался все-таки старичок преподаватель.
- Неожиданные пропорции, - сказал он, беззастенчиво разглядывая
обнаженную Любу. - Далеко не античный вариант, но куда деваться. Приходится
соглашаться на все.
- Почему это - не античный? - с обидой спросила Люба, пользуясь тем,