"Николай Климонтович. Против часовой (Святочный роман)" - читать интересную книгу автора

лет назад заводил об этом разговор, но она твердо сказала: хватит с меня,
этих бы поднять и выучить.
Поднять - это, конечно, сказано было по инерции, всплыло случайно
крестьянское, от бабушки Марьи Петровны Стужиной, которая, по сути дела,
Наташу и вырастила: родители все бегали по службам, уставали очень.
Поднять - так вопрос не стоял: в их семье по нынешним меркам среднего класса
была полная чаша: дача, два авто, собака, отдых у моря отечественного и
Средиземного. А дело было в том, что Наташа увлекалась своим предметом -
историей аграрных отношений в пореформенной России XIX века, подумывала о
докторской - материалы были наполовину собраны - и мечтала даже о
профессуре. Так что пришла пора и для себя пожить - точнее, для науки.
Дождемся уж внуков, сказала она тогда своему полковнику... И тот пожал
плечами, вздохнул: не будет у него сына, вот ведь как. Но что поделать, сам
ведь рожать не станешь...
Наташа - по сравнению с одноклассницами и однокурсницами - долго себя
соблюдала, как сказала бы незабвенная бабушка. Та была происхождением из
пермской деревни, староверка, иначе - кержачка, как говорили на Урале. Но
испорченная, конечно, тем, что еще с тридцатых работала на комсомольских
стройках, где подрастеряла многие отчие строгости и запреты. Однако крутой
старообрядческий нрав сберегла в первозданности. Бабушка говорила: не спеши,
дочка,
скверны-то этой успеешь еще наглотаться, захлебываться будешь. Над
скверной Наташа, конечно, посмеивалась - бабушка сама не понимала,
какие неприличные двусмысленные вещи говорит, - но что-то оставалось в ее
голове, какая-то глухая заведомая неприязнь ко всему обнаженно плотскому.
Наташа потеряла невинность только в начале третьего курса, в сентябре,
на картошке, вполне случайно, просто далеко зашла в танцах, обниманиях и
поцелуях, и деваться было некуда, не кричать же, не звать же на помощь,
этого гордость не позволяла. Этого своего кавалера больше в глаза не видела,
в университетском коридоре при встрече отворачивалась и продолжала ощущать
себя девственной. К несчастью, этот первый опыт привил ей еще большую
неприязнь к плотскому, права была бабушка, и Наташа с головой ушла в
занятия. И дружила только с той самой Женькой с журфака, соседкой по
общежитию,
- та вообще в свои двадцать один была старой девой, как о себе
говорила. По прошествии времени Наташа и самой себе не могла сказать с
точностью - было тогда, в казенной комнате на неразобранной сырой кровати,
на грубом шерстяном одеяле, что-нибудь или ничего так и не было...
Наташа по впитанной с молоком матери, точнее, воспитанной бабушкой
Марьей Петровной дисциплинированности никогда не знала счастья лени, но
всегда старалась соответствовать всему прописанному, уставному - даже
вычитанному однажды в какой-то книженции гороскопу своего имени. Потому что,
она знала, имя у нее счастливое, ласковое, в переводе с латыни - родная.
Именины Натальи соответствуют дню уборки овса, и она исправно варила в этот
день овсяный кисель. Она знала, что Наталья всегда любит быть на виду,
шалунья, и Наташа была такой, всегда во всем первая, заводила. У Натальи
буйный ум, склонный к обобщениям и анализу - конечно, как же еще, отсюда
любовь к науке, даже к статистике, и к чтению психологических детективов:
Наташа почитывала всякую нынешнюю чушь, лежа на даче в гамаке, когда время
было и погода располагала. А так, в дождь, - пасьянсы на веранде. Наталья