"Николай Климонтович. Конец Арбата (Повесть)" - читать интересную книгу автора

на грязноватой кухне со многими лохматыми от старых клеенок кухонными
столами и с двумя газовыми плитами, на которых все равно на всех
одновременно не хватало конфорок.
Зато хорошо помню армянку тетю Эмму, она была филармонической певицей,
жила одна в комнате, расположенной крайне неуютно - в закуте, откуда еще две
двери вели в общие ванную и уборную. Она была близка Щикачевым, вечно
торчала в их комнате и давала Нале бесплатные фортепьянные уроки, в
цветастом халате и мягких тапках, со всегда замотанной китайским полотенцем
головой - красилась хной; не знаю, как она пела, но говорила с сильным
кавказским акцентом, к ней в гости захаживал доцент из
Гнесинского, мне почему-то запомнилось, что именно доцент, она и тетя
Аня потом всякий раз долго обсуждали его визит, гадали - уйдет ли от жены,
тетя Аня говорила:

- Бог с ним, Эммочка, что ж семью-то разбивать, есть у него жена, ну и
пусть его...
- Что ты, Аня-джан, зачэм разбивать? - махала руками Эмма. - Но только
она нэ очэнь хорошая жэнщина, он так на нэе плачется...

3

По малолетству меня к Щикачевым отпускали одного нечасто - тогда ведь
не было подземных переходов, и мне предстояло аж два раза самому пересечь
проезжие улицы - Фрунзе и Калинина. Но отпускали-таки, и мы с Шуркой
стремительно сблизились, несмотря на разделявшие нас без малого три года, в
этом возрасте - пропасть. Быть может, это случилось оттого, что ни у него,
ни у меня не было братьев, и мы сразу же их заполучили - он младшего, я
старшего. Но идиллия продолжалась недолго - отец наконец получил квартиру от
университета в новом доме на самом тогдашнем краю города. Сдачу строителями
этого самого дома в семье ждали уж не один год, в последнее время буквально
со дня на день, но стройку не раз замораживали, и, помнится, я понимал это
выражение буквально: есть стройка, а нерадивые, бессердечные строители время
от времени замораживают ее - как треску...
Этот восьмиэтажный трехподъездный - в каждом лифт - кирпичный
параллелепипедный сарай в начале 60-х на фоне пятиэтажных фанерных хрущоб
являл собой воочию последнее слово советского массового коммунального
строительства. Стоял он посреди грязных оврагов, незавершенных соседских
строек и еще не расселенных деревень.
Впрочем, словосочетание "получили квартиру" было своего рода лакировкой
действительного положения дел: отцу предоставили две комнаты в трехкомнатной
квартире, никак не проектировавшейся под коммуналку, причем комната соседей
находилась между двумя нашими. Но, должно быть, моим родителям и это
казалось подарком: у нашей семьи, теперь из пяти человек (у меня уже была и
прелестная в свои пять лет сестричка), никогда не было своего гнезда.
Здесь, ввиду достигнутой наконец оседлости, у меня, естественно,
возникли многие приятельства: Саша Пучков и Саша Месхи, Андрюша
Пожарский и Сережа Рачинский - все дети университетских преподавателей,
и в разное время мы с одним играли в солдатики, с другим клеили картонные
замки и лепили пластилиновых рыцарей, закованных в латы из шоколадной
фольги; гоняли в футбол, пекли картошку в углях костра, разведенного на