"Николай Климонтович. Конец Арбата (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Шурки резко оборвала,- и, конечно же, он ревновал. Но главное - Шурка
мучительно осознавал, что - смешон. Он стыдился и меня, и
Татьяны, и, полагаю, это была настоящая пытка для его самолюбия.
Мы ушли поздно, Шурка остался. Что между ними произошло в ту ночь - не
знаю, но уже на следующий день Шурка порвал с Ниной.
Это казалось невероятным, и трудно себе представить, каких это от него
потребовало усилий, но - порвал. Почти всякий другой на его месте прощался
бы долго и много раз: уходил бы, потом в пьяном виде возвращался, чтобы
устроить очередную сцену и коснуться еще раз желанного тела, уходил бы
опять, опять приходил, и отношения гасли бы постепенно, пока не потухло
последнее желание... Шурка отрезал - одним махом. Значит, с возрастом он не
растерял своих юношеских качеств: воспаленной гордости, острого чувства
чести и цельности натуры.
Впрочем, почти любая женщина в его поведении усмотрит не подвиг
удушения собственной песни и не апофеоз мужской гордости, но эгоизм и
измену. И тоже будет отчасти права: в конце концов именно Нина встряхнула
Шурку, поставила на ноги, фигурально выражаясь, при этом отказавшись ради
него от привычного образа жизни, даже от основного источника дохода. Уходя,
он унес с собой, по сути дела, все, что могла ему дать эта стареющая и
усталая одинокая женщина. Он же лишь добавил горечи в чашу ее и без того
горькой жизни, горечи, пусть и подслащенной каплями последней радости... И
если не это называется конфликтом полов, то - что?

23

И мы с Шуркой при активном, как сказали бы нынче, менеджменте
Маньки Бородиной пустились во все тяжкие, благо тетя Аня безвылазно
жила на даче, а Кирилл лежал на диване в другом конце коридора. Проще
говоря, Манька нагнала в обе комнаты из-под венеролога Каца многих своих
товарок. Они не были проститутками в прямом смысле слова и не зарабатывали
телом на жизнь. Это были просто гулящие развеселые девки, каждая из которых,
проспавшись, тащилась на какую-нибудь необязательную и необременительную
службу с тем, чтобы уже к семи вечера опять сидеть за столиком в
"Ивушке", "Ангаре" или "Бирюсе" в привычной компании, в которой спали
друг с другом по кругу. Были они все из простых семей; со служб их то и дело
увольняли за нерадивость и нарушения дисциплины, месяцами они болтались
вовсе без дела, пока мамаша - а жили они с родителями, чаще без отцов, но с
матерями, братьями и сестрами в каких-нибудь Черемушках - не припирала к
стенке; тогда они нехотя опять поступали на какую-нибудь непыльную
работенку. Сегодня невозможно вести подобный образ жизни: не заботясь о
пропитании, но будучи при том одетым, обутым, всегда сытым и пьяным,- на то
и был у нас социализм...
Сначала у меня был "роман" с самой Манькой, потом с ее подружкой
Клавкой, потом опять с Манькой, а Клавка отошла Шурке, у которого
последовательно и параллельно были Танька, Регина, толстуха Тамара, пока он
не остановился на худой и долгоносой фарцовщице Ольке родом из
Днепропетровска, оказавшейся в
Манькиной компании случайно: она сбывала девицам с Калининского
вещички, что привозил ее муж, танцевавший в ансамбле "Березка" и не
вылезавший из заграничных турне...