"Анатолий М.Климов. Северные рассказы (1950) " - читать интересную книгу автора

- Едем ко мне в Обдорск. Там прежде всего никто не знает, что ты едешь
сюда, а потом, кто посмеет тронуть моего друга в моем чуме?
Купец смолк, ибо шум за его спиной прервал речь. Пиеттомин продолжал
гневно глядеть мимо плеча купца жесткими, неподвижными зрачками. Нечаевский
обернулся. Там стоял Василий Тайшин - развенчанный Ваули князец земель
обдорских. Он был жалок. Больные, слезливые глаза смотрели умоляюще и
покорно. В протянутой к Пиеттомину трясущейся руке он держал свою княжескую
родовую тамгу, дар царя - медную аляповатую печать. Эта молчаливая сцена
была, однако, ярка и понятна: князь доказывал свое право на княжество.
Ваули резко вырвал печать из рук ошеломленного ненца, скупо взглянул на
нее и отдал стоящему вблизи Янке Муржан.
- Ты теперь князь. Возьми...
Тайшин обезумел. Как! У него отняли царские полномочия на княжество!
Что ж он теперь будет делать? Как будет он собирать обильный ясак с оброчных
хантэ и ненцев! Нет печати - исчезнет доход, упадет почет, и русский
стражник не даст больше спирта!
Пена выступила у Васька на губах.
- Пошто, Ваули, живешь не царским законом? Ум твой песец обрызгал.
Отдай, собака, тамгу. Я князь тундры!
Никто не двинулся. Злоба несла легко. Рывком прыгнул Тайшин к нарте,
схватил тяжелый олений рог и пошел, ощетинившись злобой, на Ваули. Два шага
от нарты - полпути до цели. Но на полпути вдруг стал Майри. Желваки на его
плоском коричневом лице вздулись, и глаза потухли в суровом прищуре.
- Тайшин!- только и крикнул он, как тот далеко отбросил рог, рухнул в
снег и, хрюкая, пополз к Пиеттомину.
- Ваули, я стар, - ловил руку, целовал, а когда тот с отвращением
вырвал ее, стал лизать ноги и полы малицы. - Я стар, я буду хорошо служить
тебе. Уплачу много-много выкупа и буду носить дань. Если хочешь, я уйду
далеко на Земли Конец, к Большой воде* и буду добывать песца с сыновьями.
Только не надо бить старого Ваську.
______________
* Большая вода - Обская губа.

Ваули давно не слушал его. Стоял неподвижно и испытующе глядел в лицо
Нечаевского.
- Так в чум зовешь к себе? За гостеприимство хочешь отплатить? Если
друг ты мне, как в тундре, - верю! - Пнул князя, шагнул мимо к нарте, поднял
оленей. - Майри, Янтик, Янка, Зелл, едем к купцу в гости!
Через минуту нарты оторвались от толпы и умчались вдаль.

* * *

Давно были сняты теплые малицы с мохнатыми пандами. Спирт, обжигающий
чай и яства. Стол, спирт и люди. Люди, пьяная похвальба Янки Муржана и
жвачный табак.
Гости обвыклись в тепле. Янка, лежа на лавке, первый раз в жизни пел
свою родовую песню о том, что думал, монотонную и тягучую.
Притворяющийся пьяным, Нечаевский обнимал трезвого Пиеттомина и
жаловался:
- Рази жисть стала купцу? Как война, али мир - так наш карман трещит.