"Игорь Клех. Смерть лесничего (Повесть) " - читать интересную книгу автора

церковный колокол, то другой, приподняв его, еще и покачивал им. Потому что
не сила решает все, знают бойки, но тяга. Старший был механиком-самоучкой и
изобретателем. Раз случившееся в этих горах обречено преследовать человека
до конца его дней и после - до тех пор, пока не вымрут последние свидетели.
Старшего Щека уже полвека не было на свете, а бойки все еще горделиво
припоминали в деталях, как удалось ему на спор завести мотор впервые
увиденного им спортивного автомобиля, сломавшегося на горной дороге, введя в
остолбенение путешествующих в нем богатых панов. Рассказывали, что он сидел
в итальянском плену в первую мировую. На обратном пути повидал
Рим, Флоренцию, Венецию, домой же пришел по Карпатскому хребту пешком.
Когда в тридцатые годы он сделал из бочки самолет и пролетел на нем
несколько километров над горной долиной, младший брат понял, что старшего в
этом ему не превзойти, и пошел другим путем. Бочка, кстати, являлась самой
правдоподобной деталью этой истории. Юрьеву попалась как-то в межвоенном
польском журнале статья с принципиальной схемой аэроплана, собранного
английским
(наверное, все же шотландским) изобретателем из разобранной бочкотары.
Старшему Щеку между тем то ли слишком не терпелось взлететь, то ли он и не
собирался садиться - до такой степени, что этой частью полета он пренебрег.
После приземления передвигаться на ногах он уже не мог. Умереть он также
долго не мог, потому что, как рассказывали бывавшие в его хате на горе люди,
построил себе поворотную кровать, и, как только Смерть приходила за ним и
становилась в изголовье, он, почуяв ее, сразу же разворачивался к ней
ногами, и та уходила посрамленной. Ему тогда очень сильно захотелось жить.
Он взял за себя, как принято здесь говорить, молодку-левшу из нижнего села.
Она и родила ему того сына с повернутыми назад ступнями, который на исходе
века захочет стать украинским президентом. Еще в грудном возрасте перед
самой войной во Львове польский профессор сделал ему операцию, развернув
ступни в нужную сторону. От той операции остались только рубцы и швы на
щиколотках сзади, похожие на шнуровку ботинок. Батько Щек расплатился за ту
операцию золотыми дукатами, что быстро стало известно и взбудоражило всю
округу накануне прихода первых Советов. НКВД, освоившись с обстановкой,
выдернул в скором времени старого Щека из его поворотной койки, и назад в
нее он уже не вернулся. А польского медицинского профессора два года спустя
расстреляли немцы, когда пришли во
Львов повторно,- он оказался евреем.

Младший Щек незадолго перед войной сделался проповедником-спортсменом:
ходил по перилам мостов над ущельями и речками, освоил технику бега с
топориком на плечах, танцующими прыжками одолевая за ночь расстояние до
закарпатских полонин, где бойки выпасали овец, и на рассвете возвращаясь
домой. Что-то ему хотелось сообщить таким образом соплеменникам. Однажды на
краю села он спилил верхушку ели так, чтобы на срез ствола поместились две
его стопы, и оттуда, стоя, внушал полдня нечто сбежавшимся жителям: и не про
Бога, и не про черта, не про политику, но вроде и не для потехи. Никто
ничего не понял из его речей, и, поудивлявшись, посмеявшись и опять
поудивлявшись, все понемногу разошлись, возвращаясь к своим делам.
Для таких людей имелось здесь емкое слово с не вполне определенным
значением - "характерник", не паяц и не колдун, а нечто вроде фокусника. При
первых Советах младший Щек пошел красить с бригадой и расписывать церкви. В