"Игорь Клех. Смерть лесничего (Повесть) " - читать интересную книгу автора

обнажив лыжный подъемник с колесом наверху наподобие шахтного, которое,
казалось, можно было взять только пинцетом часовщика. Почти отвесно вниз
вела трасса слалома, и на ней наблюдалось еле приметное движение также в
муравьином масштабе. Но не получившие поддержки, рассогласованные усилия
погоды никак не смогли помешать туману наскоро затянуть образовавшуюся щель.
Юрьев несколько раз щелкнул "мыльницей" жену под разлапистыми елями.
Лицо ее разрумянилось за время прогулки, от легкого мороза кожа на щеках
стала яблочной - на ней недоставало, может, только застывшей слезы или
горячего следа от поцелуя. Раз-другой щелкнув - на этот раз уже зажигалкой,
он затянулся всласть табачным дымом. Уводящая вверх тропа упиралась в ограду
местного кладбища. Внизу под обрывистым склоном распластался церковный двор,
крест над куполом церкви достигал уровня подножия елей. На берегу речки
высился торговый центр под островерхой деревянной крышей, с рестораном,
занявшим весь второй этаж. Перед ним на пятачке столпились дощатые
распивочные и ларьки с натянутыми между крышами самодельными гирляндами из
грубо раскрашенных электрических лампочек. Это место с протоптанной к
торговому центру тропой можно было бы даже назвать людным, если учесть
запустение, царившее в поселке. Местные жители развлекались разглядыванием
нескольких приезжих, определяемых издалека и без лыж - по деталям
экипировки, а еще более - по манере держаться.
Эка невидаль, человек!
Юрьев замерз немного и продрог и предложил жене согреться чем-нибудь в
баре ресторана. С предосторожностью они стали спускаться с пригорка, держась
за руки,- было скользко.
За четверть века поселок переменился сильно, но при этом совершенно
поверхностным - чтобы не сказать "бутафорским" - образом. Внешние перемены
не в состоянии изменить структуру местности, ее акустику и атмосферу, а
значит, и людей. Во все время прогулки Юрьев, если бы умел, прядал ушами,
будто конь, узнающий звуки, и принюхивался, как пес, припоминающий запахи. И
звуки, и запахи оставались теми же, ушло только куда-то их значение.
Переживание этих непроизвольных ощущений не столько тревожило его, сколько
слегка интриговало, и если бы он захотел конкретизировать свое самочувствие,
то не больше, скажем, чем развязка шаблонного кинофильма, то есть способ,
каким зрительское удовлетворение может быть достигнуто.
Наутро он намеревался расспросить дядю и записать с его помощью кое-что
на диктофон с единственной целью - прояснения для самого себя некоторых
вещей. Ведь он застал еще краешком то время клятв в угрюмо-легкомысленной
стране, где каждый ребенок не мог не задаваться всерьез вопросом: а выдержал
бы он пытки врага, как пионер-герой имярек? Недвусмысленного ответа на тот
изуверский вопрос у него так и не появилось с тех пор, если не считать само
собой разумеющегося неудовлетворительного.
Тем временем надвигались сумерки. Небо над горами оставалось еще
довольно светлым, плотная облачность транслировала свет скрытого за ней
светила. Но по дну долины уже начинали ползти разведенные чернильные тени,
их пятна сливались в рукава. Перекрасив снег, они принимались карабкаться по
стенам. По тропке, протоптанной в призрачно синеющем снегу, Юрьев с женой
подошли к гигантской двустворчатой приоткрытой двери, скрывавшей вход, надо
полагать, в питейное заведение. Бар на первом этаже оказался заперт,
внушительных размеров висячий замок не оставлял на этот счет сомнений.
Широкая лестница вела на второй этаж, откуда не доносилось ни звука.