"Игорь Клех. Хроники 1999-го года (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Игорь Клех

Хроники 1999-го года

Повесть

Просил же ее не умирать, но она не смогла - не захотела или не сумела.
Процесс зашел слишком далеко. Семь лет спустя, возвращаясь к записям и
почеркушкам того времени, я отчетливо понимаю, что иначе быть и не могло.
Последние советские пенсионеры являлись чемпионами по выживанию, но
девяностые годы истощили запас их терпения и ополовинили состав. Множество
куда более молодых людей навсегда осталось в 1999 году, как в отцепленном
вагоне. Им не довелось переступить порог миллениума - с его пустыми страхами
и дурацкими надеждами. Нас пугали сбоем компьютерных сетей из-за обнуления
цифири в дате и грядущими катастрофами (они, и вправду, произойдут вскоре,
только не по этой причине). Турагентства вовсю заманивали на острова в
океане, чтобы первыми встретить рассвет 2000 года. И что бы ни говорили
здравый смысл и простой арифметический расчет, новое тысячелетие
действительно наступило в 2000 году - когда посыпались нули, будто в
кассовом или игральном автомате, и выскочила впереди двойка.
А до того на Пушкинской площади Москвы крутилась на оси денно и нощно
бутылка пива "Балтика", размером не уступавшая статуе поэта, и над неоновыми
коврами рекламы американских сигарет, хавки и пойла, натянутыми на фасады,
светился электронный счетчик: "До 2000 года осталось столько-то дней!".
Магазины "Наташа" и "Армения", здания газет "Известия" и "Московские
новости", гибрид кинозала "Россия" с казино - с гирляндами лампочек и
великанскими бутафорскими кочанами несуществующих растений, - а посреди
всего этого Пушкин, как
Каменный Гость или Ревизор, застывший в окружении прозрачных и
призрачных ледяных скульптур. Москва неудержимо превращалась в столицу
мультяшек.
Моя жена звалась Наташей, предыдущая была армянкой, и той зимой я
сочинял сценарий телефильма к 200-летию Пушкина, которому дал название
"Медный Пушкин" - ретивый режиссер позже без спросу пришил ему зачем-то
хвост: "Страстная седмица". Бог нам всем судья - сколько звезд и лычек на
погонах у каждого, только с неба и видно.
Но я не о лычках, а о дальних подступах к смерти матери.
За девять месяцев до того. Зима
Той зимой Россия корчилась и отходила после дефолта. Как и большинство
знакомых, я потерял работу еще осенью. Отчетливо помню инфернальное ощущение
той поры - когда позакрывались оптовые рынки, банки и банкоматы, в
супермаркетах опустели полки и витрины, осталось одно аварийное освещение
под потолком, а продавщицы принялись опять всласть хамить покупателям и
перелаиваться с истеричными, взвинченными старушками. Что называется,
мастерство не пропьешь. Весь лоск и блеск последнего пятилетия слиняли за
неделю, вместо изобилия - висячие замки, вместо мишуры - тусклая и злая
нищета. Это был философский момент в новой истории России, и он достоин
того, чтобы его запомнить. Не революция и беспорядки, а вот так, почти на
голом месте: "где стол был яств, там гроб стоит".
Между тем, тот год заканчивался для меня более чем удачно. После