"Людвиг Фердинанд Клаусс. Раса и душа: смысл телесных форм " - читать интересную книгу автора

одинаковом стиле могут и отсутствовать "...· Тем не менее, основное остается
общим, но общее не в этих свойствах, а в другом.
Общее в размахе, в восприятии мира как чего-то противостоящего, как
поля, на которое нужно вступить и завоевать его трудом. Даже авантюрист,
завоевывая, "работает", только его работа не дает плодов и устойчивых форм,
потому что у него нет преданности делу. Он делает то, что делает, всегда
лишь ради собственного удовольствия, поэтому все его авантюры лишь
искаженный образ работы.
Общее в готовности к постоянству суждений. То, что называется здесь
суждением, подталкивает к "предмету" даже авантюриста, для которого
действительны только его собственные суждения: он зависит от себя и больше
ни от кого. Но вся его жизнь определяется из одной точки, которая находится
в нем самом; под ее воздействием он вторгается в мир "...· Готовность к
постоянству суждений это особый случай готовности к размаху, она не свойство
характера, поскольку основывается на стиле душевной формы.
Готовность к постоянству суждений это отнюдь не способность к
суждениям. Последнее зависит от одаренности разумом и может встречаться или
отсутствовать при любых духовных формах "...· Готовность к постоянству
суждений, как правило, не связана с ясным пониманием, она не служит
гарантией правильности суждений. И дурак может жить с такой готовностью,
хотя способности к суждениям ему явно не хватает. Последнее является
свойством характера и не имеет никакого отношения к душевной форме.
Многие из перечисленных черт характера кажутся взаимоисключающими. Как
могут совмещаться в одном характере "холодная жесткость, доходящая до
черствости" и "свободная веселость и доброта" Действительно, есть формы,
закономерности которых исключают одновременное движение одного и того же
человека в направлении жесткости и доброты. Но описываемая здесь форма не
исключает этого. Наличие этих свойств зависит от характера отдельного
человека, а не от формы как таковой. Но от закономерностей душевной формы
зависит, возможна ли для нее "жесткая доброта". Есть формы, закономерности
которых допускают не такую, а совсем иную доброту, не такую, которая холодно
оценивает и проверяет с расстояния, должна ли она дарить, т. е. будет ли дар
действительно ценным, а такую, которая отдает мягко и без выбора, потому что
оценка для нее не создает дистанции и она во всех случаях действует
одинаково. Форма, таким образом, не предписывает душе отдельного человека,
созданной по ее законам, должен он быть добрым или нет. Можно быть добрым и
недобрым (даже хорошим и плохим) при любом законе формы. Закон формы говорит
только, какого вида должна быть доброта, если она есть в отдельном
характере, определяемом данной формой, и каким образом она будет проявляться
"...·
"...· Человека, который творит добро только с дистанции, могут обвинить
в недостатке самоотверженности, и он будет даже страдать от этого, принимая
это свойство за "недостаток в характере". Такая самооценка была бы основана
на некомпетентной власти инородного образца и объективно ошибочна, так как
любой мнимый "недостаток" относится не к свойствам характера, а к закону
формы. Характер можно воспитать и таким образом изменить в определенных
границах: он, как известно, "формируется в мировом потоке". Многие свойства
можно пробудить или подавить путем воспитания, например, с помощью истории
(в том числе и т. н. естественной истории страны, в которой человек вырос),
а, в конечном счете путем самовоспитания. Но формирующее начало, от которого