"Юрий Кларов. Печать и колокол (Рассказы старого антиквара) " - читать интересную книгу автора

Москве, царевич Димитрий?
Шуйский покосился на посланцев Лжедмитрия - дворян Алексея
Плещеева и Гавриила Пушкина (оба, по странному совпадению, предки
русских поэтов - Алексея Николаевича Плещеева и Александра Сергеевича
Пушкина), - окинул своим холодным взглядом тысячи запрокинутых вверх
лиц и, вскинув правую руку, зычно крикнул:
- Не имейте сомнения в сердцах и душах, православные! Подлинный
царевич Димитрий Иоаннович грамоту сию за своей печатью с гонцами
прислал. Умыслил Борис Годунов извести его, да просчитался Борис.
Схоронили царевича от злоумышлении Битяговских люди добрые. Жив и
здрав Димитрий Иоаннович. Замест него в Угличе попов сын погребён.
Эти же слова некоторое время спустя повторила всенародно и царица
Мария Фёдоровна Нагая, инокиня Марфа, которую с почётом привезли в
Москву, где её встречал новый царь (тогда-то, по преданию, царица и
передала ему знаменитую печать, сделанную Прокопом Колченогим). Они
обнялись, и Марфа перекрестила Лжедмитрия, который затем с сыновней
почтительностью шёл пешком за её каретой.
В отличие от Шуйского, Марии Нагой не пришлось кривить душой,
хотя она, разумеется, знала, что Димитрия давно уже нет. Но если
ссыльным, покинувшим Углич и отправившимся в Сибирь, нужен был
царь-заступник Димитрий Иоаннович, то изнывающей от унижений и жажды
мести инокине Марфе также нужен был Димитрий Иоаннович - мститель. А
человек, который назвал её матушкой и шел за её каретой, был
мстителем, следовательно, её сыном. По его царскому повелению из
Архангельского собора в Кремле был с позором выброшен прах
ненавистного Бориса Годунова. По его же царскому повелению предали
позорной смерти сына Бориса царя Фёдора и вдову Бориса Марью, дочь
Малюты Скуратова.
Инокиня Марфа не забыла, как её привезли в Москву, когда
появились первые слухи о Димитрии. Годунову необходимо было
подтверждение, что Битяговские допреж того, как их растерзал народ,
свершили своё чёрное дело, что человек, о котором говорят, не законный
наследник занятого Борисом престола, а самозванец. Ан нет, не вышло.
Напрасно у неё Борис лаской выпытывал, что да как, а Марья Годунова
тыкала ей в лицо горящую свечу, всё норовя в глаза угодить. Не
поживились вороны горькой, как полынь, правдой. Ничего у них не вышло.
Ничегошеньки!
Уклончиво отвечала, подрагивая своими опаленными свечой бровями,
инокиня Марфа:
- Верно то, государь, шептали людишки, что сынка моего Димитрия
подменили и увезли тайно. Как не говорить? Говорили... Да токмо те,
что говорили, померли. А имена ихние я запамятовала. Как не
запамятуешь, когда в келье своей монашеской день-деньской богу
молишься! Истину же те людишки говорили, нет ли, того не ведаю. Уж не
взыщи, государь!
С тем и отправили её в обрат.
Свечой спужать восхотели!
Свеча... Вот она, свеча всемосковская, богом зажжённая, коя не
брови, а весь род Годуновых дотла сожгла! Вот он, Димитрий -
свет-Иоаннович, сынок её и утешитель, грозный царь и великий князь