"Юрий Кларов. Сафьяновый портфель (Сб. "Мир приключений")" - читать интересную книгу автора

окончательный и обжалованию не подлежит.
Даже сейчас, несколько лет спустя после этого разговора, Косачевский не
мог удержаться от улыбки.
Заместитель председателя Совета московской милиции не любил ни фанатиков,
ни фанатизма. Однако это не распространялось на самого счастливого
человека в Москве - Александра Яковлевича Бонэ и его "ковровый" фанатизм.

* * *

Особнячок Бурлак-Стрельцова, в котором, как и во многих других московских
особняках, мирно уживались классицизм, ампир и барокко, находился совсем
недалеко от здания Уголовно-розыскной милиции, но все же к назначенному
времени Косачевский опоздал, хотя и не по своей вине. Созданный летом
семнадцатого года Союз московских дворников с утра и до вечера занимался
массой самых разнообразных и самых неотложных дел: деятельно участвовал в
муниципализациях и национализациях домовладений, сборе с жильцов
квартплаты, которая частично шла на содержание Союза, засыпал Совдеп
ходатайствами о выдаче дворникам оружия и увеличения им пайка...
Единственное, до чего у него никогда не доходили руки, - это до расчистки
и уборки заваленных снегом улиц. На это у Союза не было ни времени, ни
сил, ни желания.
То и дело проваливаясь по колено в рыхлый глубокий снег и поминая недобрым
словом московских дворников с председателем их Союза во главе, Косачевский
выбрался в конце концов на протоптанную с утра узкую тропинку, которая и
привела его через проходной двор в переулок, где находился дом
Бурлак-Стрельцова.
На крыльце его уже дожидались молодой искусствовед Белов, с которым
Косачевский познакомился во времена "коврового периода", и пожилой член
Комиссии по охране памятников искусства и старины с очень длинной и
трудной фамилией, но зато очень простым именем и отчеством - Иван Иванович.
- А где Бонэ? - спросил Косачевский.
- Да вот тоже что-то запаздывает.
- Подождем? - то ли спросил, то ли предложил Белов.
- А зачем, собственно? - пожал плечами Иван Иванович. - Холодно ждать.
С почтительностью, к которой примешивалась изрядная доля презрения к
"новым господам", которые вовсе и не господа, а так, шушера, ежели
вглядеться, мордастый швейцар с лихо закрученными усами принял у них
пальто.
- Добрый день, господа! Счастлив вас у себя видеть! - сказал
Бурлак-Стрельцов, поспешно спускаясь по лестнице, которая вела на второй
этаж, и всем своим видом показывая, что это не просто сказано из
вежливости, а он действительно счастлив их видеть. Очень счастлив.
Хозяину особняка было лет сорок - сорок пять. Гладко зачесанные седоватые
волосы с косым английским пробором, мятое, мучнистое лицо, запавшие глаза
с неестественно блестящими расширенными зрачками кокаиниста, дергающийся
рот, суетливые беспорядочные движения.
"Психопат", - определил Косачевский.
- Прошу, господа, прошу, - беспрерывно повторял Бурлак-Стрельцов, дергая
головой и размахивая руками. - Не желаете ли чаю? Я сейчас распоряжусь.
- Да не суетитесь вы, ради бога! - поморщился Иван Иванович. - Какой чай?