"Анна Китаева, Владимир Васильев, Александр Лайк. Идущие в ночь (Роман о Каменном лесе)" - читать интересную книгу автора

Карса еще некоторое время махала лапами, словно пыталась сказать: "Не
ходите туда!"
Я задумался.
- Не ходить на запад? Куда же тогда идти?
Карса мгновенно встала на все четыре лапы. Поглядела на меня через
плечо, сверкнув желтыми глазищами, приглашающе так поглядела.
И неспешно потрусила на юг.
Что мне оставалось, как не последовать за ней?
Мы двигались вдоль гряды, через которую перевалили вчера. Точнее...
Вот, Тьма, как сказать-то? Для меня вчера - это предыдущий синий день, а не
день до последнего пересвета. Не так как для остальных. Короче, минувшим
красным днем мы перевалили через эту гряду. Вулх смутно помнил высоту,
которую недолюбливал, а я помнил беспокойство вулха на высоте.
Мерное покачивание убаюкивало, но я так редко хотел спать за последние
круги, что уже забыл, что такое сонливость. Набежали мысли, неизбежные при
вынужденном безделье.
Самое, конечно, непостижимое из произошедшего - это встреча с
хорингами. Я знал о них немного, но все же больше, чем пьяный ремесленник в
любой из таверн Дренгерта или Гурунара. Старшая раса, которая сначала
помогала людям выжить, а потом вынуждена была потесниться ради людей. Да так
потесниться, что вскоре им и жить-то стало негде. Вроде бы, они долго
обитали в лесах у Запретной реки. Еще при них обычная река стала Запретной.
До сих пор попадались люди, в чьих жилах текла крошечная часть крови
хорингов, и они все были высоки, черноволосы и узколицы; глаза оливкового
цвета и продолговатые уши, слегка отличающиеся по форме от человеческих,
тоже хранили все потомки хорингов, даже самые далекие. Но в остальном это
были обычные люди. Кстати, во многих городах их недолюбливали, за
исключением разве что Плиглекса, где уже кругов сто как обосновалась община
"ашерхов", как они себя называли. Но они были настолько же хорингами,
насколько подзаборные шавки были вулхами, простите меня, серые братья, за
такое сравнение.
Зато вещей работы хорингов в мире попадалось очень много. В основном -
украшения, оружие, одежда, посуда, музыкальные инструменты и, конечно,
рисунки. На холстах и деревянных щитах, на причудливых кувшинах, на камнях,
раньше стоявших едва ли не у каждого перекрестка дорог, а ныне перевезенных
в города. Все это ценилось в десятки раз дороже, чем аналогичные творения
людей. Но и служили вещи хорингов неизмеримо дольше. И сплошь и рядом просто
были лучше - любой менестрель с радостью продал бы душу за лютню работы
хорингов, а любой воин - за меч или кольчугу.
Правда, вещей с каждым кругом становилось все меньше. Я не задумывался
особо, куда они деваются. Но и не понимал этого.
О магии Старшей расы я знал еще меньше. Она иная. Она могучая. Она
древняя. Что еще? Ах, да, она непонятная. Как и все, что связано с
хорингами.
Еще я умел читать на их языке, но у хорингов был такой язык, что всякий
посвященный толковал каждую надпись по-своему. Поэтому я никогда не бывал
уверен, что понимаю смысл написанного верно. Всегда брали сомнения: а этот
ли смысл вкладывали в прихотливые изгибы узоров-письмен неведомые писцы?
Может, совершенно иной?
Унди Мышатник всегда посмеивался надо мной за это. Но никогда ни