"Вадим Кирпичев. Трудно быть Рэбой (продолжение романа Стругацких "Трудно быть богом")" - читать интересную книгу автора

страх божий, дети мои. Вот только управиться с ним не просто. Для этого вы
должны научиться читать в людских душах также легко, как книгочей читает в
своих злокозненных книгах.
Прохаживаясь от скамьи к скамье, дон Рэба неспешно читал один из
любимейших своих трактатов "О благодетельном страхе божьем", не забывая
изредка отвешивать властной рукой подзатыльники особо резвящимся балбесам.
Грех умозрительности всегда был чужд дону Рэбе. Те же скамьи, к примеру.
Ведь неудобно на них учиться, давно бы пора парты изобрести, но времени
мало, так мало времени, поэтому и руки до всего не доходят. Слишком много
еще чего надо, и нет мелочей.
Трактат катил по накатанной дорожке. Епископ принялся растолковывать
самые трудные места, вдалбливая в стриженные головы мысль, что цель пастыря
не замордовать ослушника, а направить его на путь покаяния. Не обречь, а
спасти его! Но особенно трудно это сделать с закоренелыми в заблуждениях
книгочеями...
- Ты что-то хотел спросить, сын мой Герик?
- Да, отец Рэба. Не пойму я, никак не пойму, почему нельзя оставить
только святые книги? Почему нельзя взять и уничтожить всех светских
книгодержцев? Нас ведь учили ненавидеть мерзких книгочеев. Книгочей - это
посланец ада, сын Сатаны, шпион, сволочь, и их еще спасать, да их...
Голос сорвался, мальчишка только рукой махнул со сжатым кулачком. Худ.
Тщедушен. Лишь глаза горят из-под челки. Ох этот руматовский блеск в глазах.
Как же они все одинаковы.
- Герик, сын мой, запомни, книгочей книгочею рознь. Вреден умствующий
книгочей, разрушающий основы, претендующий на истину, будто вся она не у
господа нашего. Такого - конечно.
Епископ сделал выразительный жест и продолжил:
- Но ведь есть и другой книгочей. Трепещущий пред властями, кои от
Бога, книгочей - патриот Арканара, устремляющий свое ничтожество на его
величие. Прославляющий мудрость владык и улавливающий любое поползновение
государственных нужд. Вот какой книгочей нам нужен. Понял, Герик?
Мальчишка только засопел в ответ. Глаза опущены, но стоит набычившись.
- У тебя сомнения, сын мой?
- Как можно. Но не верю, не верю я этим гадам! Почему Господь только
попускает книгочеев?
А ведь прав мальчишка. Сам не знает как прав! Рэба вспомнил Циторика
Хромого, который на первом же, нет, не допросе, на первом же духовном
собеседовании выдал лучшего друга-поэта, собственноручно потом швырял в
очищающий огонь свои книги и за гроши, за похлебку на королевской кухне
сочинял оды сановникам и серой гвардии.
Все? Думаете, на этом кончился книгочей? Нет, тут-то все и началось.
Вдруг ни с того ни с сего этот жалкий Циторик, эта ошибка господа, сочинил
вреднейший памфлет "О бандитской природе серой власти", в которой так
высмеял власть торгашейи лавочников, что серые до сих пор зубами скрипят
только при упоминании его имени. Сам же Циторик бежал из города, скитался,
когда же анонимность автора была раскрыта, Циторик под самым носом у
имперских судей бежал в Соан, потом к пиратам, где и пропал в безвестности.
Ненадежны, ох ненадежны эти книгочеи, даже самые продажные из них.
Такова их богомерзкая натура.
- Садись, сын мой. Ты спрашиваешь: зачем господь попускаеткнигочеев? А