"Пантес Киросон, Петр Калиновский. Очевидцы бессмертия " - читать интересную книгу автора

жила, разрасталась или чахла моя вера в Бога; а в соседней клеточке,
отделённой забором ткани, жила бы мысль: как надо одевать сапог на ногу?
Самое главное, что и составляло меня как человека, было невещественно, это и
было то, что принято называть душой. Значит, она была.
Вот и сейчас, в эти минуты, когда я размышлял и всей душой переносился
в прошлое и в сны, я совершенно забыл про своё больное тело, страх, холод и
место, где я нахожусь. Когда же я снова приходил в себя, в тело, то все
недуги начинали напоминать о себе. Состояние моё резко и отчётливо менялось,
и я старался установить: почему боль в теле прекращается, когда я переношусь
мыслью в иные места, где я переживаю и ощущаю совершенно отличное от моих
переживаний в подвале? Потому что моя душа обладает способностью отделяться
от тела, уходить из него. И если она обладает такой способностью ещё при
живом теле, то потеряет ли она её, когда оно будет мертво?
Размышления о физической боли навели меня на новые загадки. Что болит и
мучается, само тело или сознание в нём? Если сознание с мыслями мучаются и
болят, то почему же, когда я переношусь мгновенно в другое место, то боль,
мучение и страх исчезают? Значит, страдает только тело?
Но опять возникали новые и новые вопросы: если страдания, боль и страх
только в теле и от тела, то откуда происходят те страдания, боли и ужасы,
когда тело лежит в мягкой постели и здорово, когда человек спит? Ведь и во
сне видишь и переживаешь страдания и ужасы, чувствуешь боль от удара ножа в
грудь, падение и т. д. Даже когда уже проснёшься, так и тогда ловишь в себе
чувство физической боли и страха, потом облегчённо вздохнёшь, подумаешь или
скажешь: "Слава Тебе, Господи, что не наяву, а только во сне!"
Значит, можно страдать и от тела, и без тела, только духом, мыслями,
сознанием?
Тяжело и печально мне было, что не знаю я себя; и я взывал к Богу: "О
Боже, помоги мне познать свою душу!" Наверно, думал я, люди учёные и святые
знали эти тайны духа, а мне не дано их постичь.
Меня страшило, что, вот, в любую минуту придут, выведут меня и убьют, а
я ещё не разобрался, не успел решить самый сокровенный вопрос о своей жизни,
о своей душе: в чём я, кто я, какой я и что будет со мной, когда я умру? Мне
хотелось всё решить сейчас же, ещё подумать о себе, о своей жизни... И я,
собрав силы, встал на колени прямо в слякоть подвала, чтобы помолиться Богу,
попросить Его продлить мне жизнь, хотя бы в этом ужасном подвале, чтобы мог
я ещё подумать о себе. Мне казалось, что вот-вот я узнаю, что есть жизнь без
тела и душа моя, - а тогда я и умереть готов...
С трудом встал я на колени, ибо тело уже плохо повиновалось, кружилась
голова. Я стал шевелить губами и хриплым, сдавленным голосом взывать к Богу.
Но молитва моя не ободрила и не утешила меня. В гробовой тишине, как в
могиле, я услышал свой голос, и не узнал его, и даже испугался. Я сел. Нет,
не надо ни двигаться, ни шептать. Лучше только мыслить. Мне тошно стало от
того, что тело мне мешает, что не могу избавиться от него, забыть его,
вырваться навсегда из него...

Я был очень слаб. Прошло, наверно, не менее трёх дней.
Голод меня не мучал. Сперва, правда, тошнило, сосало возле сердца, и я
прикладывал ко рту рану, и когда сосал её, становилось легче.
А потом стало спокойно, и если я тихо сидел, было даже приятно от
чувства, что тело покидает что-то, дающее о нём знать...