"Анна Кирьянова. Охота Сорни-Най (журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

перемены... Николаев не любил перемен еще с тех пор, когда приходилось
замазывать чернилами некоторые лица на фотографиях в книгах. Николаев чуть
нахмурил густые брови, чтобы не выдать смутного огонька недовольства в
глазах. Ну, поиграет начальство в свои экспедиционные игры, насладится
отчетами из похода наивных студентов, почитает сообщения по
радиопередатчику; поиграет и забудет. Может, арестуют парочку ободранных
шаманов, воняющих дохлой рыбой, проведут показательный процесс, сошлют их
куда-нибудь еще севернее. Все будет как обычно, считал Николаев. Он
докладывал генералу об успешно проведенной беседе, уточнял маршрут,
советовался по поводу внедряемого в группу человека. Красноватое лицо майора
в полутьме генеральского кабинета походило на обветренное лицо старинного
пирата, готовящегося к дальнему плаванию.

...Егор провел в КГБ так много времени, что на улице уже смеркалось. Он
почувствовал себя совершенно другим человеком, еще несколько часов назад он
был веселым парнем, обычным студентом технического вуза, ничем не
примечательным Егором с немного смешной фамилией Дятлов. Сейчас он -
облеченный секретным заданием руководитель загадочной экспедиции. Он не стал
опускать уши кроличьей шапки; это его молодило, придавало лицу какую-то
детскость. Он выпрямился и сурово зашагал к трамваю. Снег под ногами
противно скрипел, еще больше похолодало, метель усилилась. С заводов и
фабрик ехали серые от усталости люди. Егор с трудом втиснулся в трамвай и
поехал домой. Свободного времени у него было много: лекции закончились месяц
назад, студенты усиленно готовились к государственным экзаменам. Работа в
лаборатории была нечастой, так что Егор мог отдохнуть и поразмыслить, вполне
насладиться переживаниями и эмоциями сегодняшнего дня.
...На конечной остановке Егор вышел из почти опустевшего трамвая и
зашагал к деревянному бараку, в котором он жил вместе с матерью. На двоих
они занимали комнатушку в конце коридора, рядом с местами общего
пользования. Комната с трудом вмещала кровать с никелированной спинкой,
маленький письменный стол, круглый обеденный, шкаф для книг и одежды и
раскладушку Егора. На двери висели прикрытые простыней немудреные вещи:
жаккардовый жакет матери и парадный костюм Егора, перешитый из отцовского.
Отец пропал без вести во время боев под Ржевом; от него осталось две
фотографии и хороший костюм, который теперь носил в торжественных случаях
Егор.
В комнате было уютно и чисто; мать была буквально помешана на чистоте.
После исчезновения мужа она так и осталась одинокой, как и сотни тысяч
других женщин того поколения. Мужчин после войны было мало, уцелевшие
стремились к своим женам и детям, так что толстая, рыхлая Тамара Ивановна
оказалась никому не нужна. Со своей учительской прической, в круглых очках,
с отечным бледным лицом, она давно потеряла надежду встретить хоть какого-то
мужчину; она перенесла свою нерастраченную любовь на хорошенького белокурого
сынишку. Она страстно любила Егора, но в этой святой материнской любви было
что-то маниакальное, нездоровое, как и в ее тяге к чистоте. Приходя из
школы, где она преподавала русский язык и литературу, Тамара бросалась
тереть и без того чистый пол, перемывать пару кастрюлек, чистить примус...
Она истово мыла, терла, скребла, словно в этой непрестанной борьбе с грязью
находила странное утешение и успокоение. Ей постоянно казалось, что в
комнате чем-то пахнет. Конечно, пахло: переваренным соседским борщом,