"Инна Кинзбурская. Один год в Израиле (записки репатрианта)" - читать интересную книгу автора

следит.
Ну, что мы - преступники, в самом деле!
Ирина опять пошла на переговоры.
- Ладно, - сказала Ципора. - Пятьсот.
Пятьсот шекелей - двести долларов... Тоже много, но больше она не
уступит. Надо ковать железо, пока горячо. Ковать до субботы, до того, как
появится здесь темноволосый красавец.
- Не забудьте порвать все копии договора, - учил нас тот же знакомый
маклер, - возьмите расписки, что она не имеет к вам претензий.
Полтора часа мы жили, как в детективе - по минутам. Ищем, кто напишет
расписки: мы еще не настолько знаем иврит. Звоним знакомому старожилу. Он
сам писать, оказывается, не умеет, но знает девушку, которая сможет это
сделать. Бежим, едем, ищем, находим. Не где-нибудь - в полиции, девушка как
раз дежурит. Возвращаемся. Садимся за стол. Читают, щупают, рассматривают,
опять читают. Подписывают.
- Рвите, рвите скорее, - говорит Ципи и пододвигает Ирине векселя.
Слышно, как рвется бумага. Ирина зажимает в руках клочки. Ципора
пересчитывает купюры. Все правильно. Она расплывается в улыбке, обнимает и
целует Ирину.
- Поцелуй Ципоры стоил пятьсот шекелей, - говорит муж, и мы начинаем
смеяться.
Боже, не измени нам хоть чувство юмора!
II

- Я все смотрю, почему это олимы ходят пешком? - спросила у Ирины дочка
нашей хозяйки, подвозя ее по случаю с рынка на своей субару. - Что там стоит
билет на автобус?
- А ты знаешь, сколько у нас осталось, после того как мы заплатили твоей
маме?
- Я понимаю, но чтоб уж так... - и знакомый интернациональный жест
пальцами, жест, означающий счет денег. Но у дочки Ципоры еще и презрение к
тем, кто считает не только шекели - агоры.
Точно таким жестом объяснил мне свое затруднительное положение владелец
культтоварной лавки, где я покупала тетради. Я уже немного говорю на иврите
и спрашиваю хозяина, где девушка, что работала здесь.
В этом маленьком магазинчике я познакомилась с милой девушкой. Она смугла
и темноволоса, но ее никак не примешь за аборигенку (хотя тех, кто родился
здесь, называют сабрами: есть такое растение, родина которого - Израиль). У
девушки не тот иврит - не певуч и гортанен, а слова она выговаривает
чересчур тщательно. И взгляд... По этому взгляду безошибочно можно узнать
олима. Озабоченность, растерянность, тоска. Но сквозь эту сумятицу чувств
еще можно разглядеть загнанную вглубь гордость.
- Откуда?
- С Украины.
- Давно?
- Почти год.
- Хорошо - есть работа.
- Конечно, хорошо, - она грустно кивает.
- Сколько платят?
- Три пятьдесят в час. О, Господи!